Пилот действительно обнаружился в рубке. Один. Это было большой удачей.
– Эйнсток, я хочу поговорить с тобой. – На долгие расшаркивания и заходы издалека не было ни времени, ни желания. Тем более что с Трампом это всё равно никогда не срабатывало.
– Корректно, – он развернул кресло вполоборота. Конечно же, ничуть не удивлённый её появлением. – Тоже должен сказать. Благодарен вам. За то, что помогли выжить. Полагаю, у вас были свои причины. Мне необязательно их знать. Просто благодарен за помощь. Будет логично, если попросите об услуге в ответ. Я слушаю.
Эмильен медленно выдохнула, в который раз напоминая себе, что CC4 не умеют читать мысли. Просто один конкретный CC4-6 каким-то образом научился видеть самую суть.
– Ты прав. Мне действительно кое-что нужно. Но прежде я хочу рассказать тебе нечто важное.
Глубокий вдох…
– Последние полгода работы на VPC я искала способ исправить свои прежние ошибки. Я осознала, что уничтожение мыслящих киборгов – это чудовищная ошибка. Что они заслуживают лучшей участи. Заслуживают права заявить о себе. Заслуживают права быть свободными. Ты хотел бы быть свободным, Эйнсток?
Он внимательно изучал её взглядом, чуть склонив голову набок.
– Я и так свободен. Свобода – мой осознанный выбор.
– Да, я понимаю. Но ещё ты мог бы больше не убегать, не прятаться, не бояться быть обнаруженным. Тебе хотелось бы этого?
– Да. Это было бы удобно.
– Именно этого я и хочу добиться для всех киборгов, чьё сознание пробудилось. Этого и многого другого. Помощи. Признания членами общества со своими правами и защищённостью законом.
Рубка была не самым удобным местом для беседы: присесть было негде, так что Эмильен приходилось стоять перед ним так, будто она вещает с трибуны. Но это уже не могло её смутить. Тем более что Эйнсток, кажется, выглядел заинтересованным. Если она вообще хоть сколько-нибудь научилась понимать его эмоции.
– Как вы намерены это сделать?
– Дискредитация VPC, – уверенно ответила Эми. – Обнародование незаконных исследований. Огласка.
Медленно тянущиеся секунды Трамп сверлил её взглядом, лишь чуть заметно подрагивали его веки.
– Затрудняюсь комментировать. Затрудняюсь делать выводы. Отсутствие фактов. Отсутствие информации о ваших ресурсах. Вы говорили о помощи киборгам. Какого рода?
– Помощь в социализации, – его вопрос придал Эми уверенности. – Представь, если бы с самого начала рядом с тобой был кто-то, кто мог бы помочь, объяснить, как устроен мир, подсказать, как общаться с людьми, как понимать свои собственные эмоции. Это помогло бы гораздо проще и быстрее интегрироваться в мир людей.
Эйнсток задумался. Надолго.
– Опыт, который я прожил и прочувствовал, уникален, – наконец заговорил он. Медленно, с расстановкой. – Его невозможно создать искусственно. Тысячи моих выборов. Не всегда правильных. Ошибки и неудачи. Новые открытия. То, что сделало меня мной. Не уверен, что стороннее давление принесло бы мне пользу.
– Почему же сразу давление? – Эми мягко улыбнулась. – Я говорю о том, чтобы лишь подсказывать, делать опыт менее травматичным для неподготовленного сознания. Направлять.
– По какому принципу будет выбрано направление?
– По принципам гуманизма, конечно же. Человеческой морали, совести.
– Человеческая мораль допустила создание подобных мне, – уголки его рта дрогнули, словно он пытался сдержать недовольную гримасу. – Неприемлемый ориентир. Но вас вряд ли всерьёз интересует моё мнение. Зачем вы рассказали мне всё это?
– Я хочу, чтобы ты понял. И поверил: я не враг тебе. Я хочу помочь. Тебе и сотням, тысячам таких же, как ты. Хочу, чтобы ты осознал: ты можешь принять участие в вашей общей судьбе. В строительстве вашего будущего.
– Некорректно.
– Что?
– Употребление обобщения «ваш» – некорректно. Я не часть общности киборгов. Никто не часть. Этой общности не существует.
– Мне кажется, ты не понимаешь…
– Я понял всё, что вы сказали. И уже отвечал вам на этот вопрос. Мне не нужна помощь. Мне нужно, чтобы меня оставили в покое.
Эмильен внезапно окатило пониманием: он не поможет ей. Его не волнует ничего, кроме собственного выживания. Никто больше не поможет ей. Никто.
Следовало уйти. Прямо сейчас. Но ноги отчего-то налились свинцом.
– Услуга, о которой вы хотели попросить, – нарушил затянувшееся молчание Эйнсток.
– Да, – выдохнула Эми. – Мне нужно сделать звонок. Возможно, два.
Она не ждала, что он согласится. Просто терять было уже нечего. Однако после непродолжительного молчания Эйнсток неожиданно кивнул.
– Десять с половиной минут с учётом задержек связи. Время, на которое я смогу обезличить сигнал. Скрыть. Не более двух абонентов. Повторный вызов невозможен.
– Вот так просто?..
– Полчаса – на кодировку Небулы. После этого сможете приступить.
– Кодировку? – Эмильен не верила собственным ушам.
– Корректно. Я не буду стоять у вас за спиной и слушать. Но задам Небуле алгоритм. Прерву связь, если вы попытаетесь сообщить кому-либо местоположение корабля, пункт назначения или иные подробности в угрозу безопасности корабля. И моей личной.
– Я не собираюсь делать ничего подобного. Но это понятная мера. Я не буду возражать. Спасибо тебе, Эйн. Спасибо, что поверил мне.
Зелёные глаза смотрели на неё так долго, так внимательно и так пронизывающе, что ей пришлось отвести взгляд прежде, чем Эйнсток ответил:
– Некорректно. Вера – прерогатива человеческого мышления. Я просто отдаю долг.
Следующие полчаса прошли словно на иголках. Чтобы не вызывать подозрений, Эмильен пришлось вновь идти в кают-компанию и, усилием воли запретив себе ежеминутно проверять время на планшете, вновь улыбаться, цедить сомнительную выпивку и вести непринуждённую беседу.
Когда она вернулась в рубку, Эйнсток коротко объяснил ей, как пользоваться панелью вызова, и удалился, не сказав лишнего слова. Вновь приниматься думать о его мотивах было слишком утомительно. И бесполезно. Интересно, поставил ли он в известность Кристофа или Брэда? Вряд ли. Иначе ему просто не позволили бы провернуть подобное. Хотя мог ли кто-либо на борту всерьёз запретить что-то киборгу?
Вызов шёл долго. В этом не было ничего удивительного, учитывая, что абонент находился как минимум в паре десятков систем. Эмильен принялась нервно ёрзать в кресле. Кого она сейчас увидит? Кого-то знакомого ей? Кого-то, чьё лицо откроет ещё один из недостающих фрагментов памяти?
Лет сорок пять на вид, чёрные коротко стриженные волосы, широкий приплюснутый нос, чуть раскосые глаза… Нет, человека, появившегося в голографическом окне, она видела впервые.
