Я не могла даже смотреть на них, понимая, что скоро малышка Флора неизбежно попадет в их руки. Я прижала к себе Флору, и она уткнулась своим личиком в мое плечо. А потом я побежала. Волшебная Горлянка бросилась бежать вместе со мной. Я слышала, как миссис Лэмп что-то крикнула. Тиллман ответил:
— Пусть бегут. Их перехватит полиция.
— Мне страшно, — прошептала малышка Флора.
— Не бойся, родная, — ответила я прерывающимся голосом. — Не бойся.
Я побежала к задним воротам и услышала голос, приказывающий полицейским обогнуть дом. Я знала, что бежать бесполезно. Куда я отправлюсь? Где смогу спрятаться? Но я буду бороться за дочь, пока могу.
Я добралась до ворот и выбежала на улицу. Но тут двое полицейских-сикхов схватили меня за плечи, и малышка Флора вскрикнула, когда ее руки оторвали от моей шеи. Ее подняли и вытащили из моих рук, а она все смотрела и смотрела мне в глаза.
Полицейский, забравший ее, быстро удалялся, а другой крепко держал меня. Я уже не видела ее лица. Но слышала всхлипы:
— Нет! Пустите меня! Мама! Мама!
Я закричала ей вслед:
— Малышка Флора! Малышка Флора!
Она давно уже скрылась, а я все выкрикивала ее имя.
Не знаю, сколько я простояла там, пока Волшебная Горлянка не потянула меня в сторону дома. Я была в полнейшем замешательстве и могла только стоять и ждать. Волшебная Горлянка привела меня в дом, и я сразу направилась в комнату малышки Флоры. Меня охватила безумная идея, что Маленький Рам спас ее и сейчас она окажется в моих объятиях. Комната казалась пустой, в ней не было воздуха. Тяжело дыша, в детскую вошла Волшебная Горлянка. Маленький Рам сказал, что видел, как миссис Лэмп и Минерва сели в черную машину и поехали по Нанкинской улице. Машину Эдварда остался охранять полицейский, поэтому они бросились бежать за черной машиной, пока она не скрылась из виду. Волшебная Горлянка ходила по комнате малышки Флоры, кусала губы и плакала. Она нашла серебряный браслет, который подарила Флоре в день ее рождения. Он должен был связывать ее с землей.
— Я должна была заставить ее носить браслет…
Только недавно малышка Флора лежала, положив голову мне на колени, а я гладила ее по волосам. Миссис Лэмп и Минерва никогда не посмотрят на ребенка глазами матери. Для них малышка Флора будет значить не больше, чем документ, подтверждающий их юридические права. Я была такой глупой, что не осознавала опасности. Она была дочерью Эдварда, его единственным ребенком. А Эдвард, в свою очередь, был единственным ребенком семьи Айвори, их обожаемым сыном, который не мог поступить неправильно. Малышка Флора сейчас являлась законной дочерью Эдварда и Минервы и наследницей состояния семьи Айвори, которое Минерва с радостью поможет ей растратить. Малышка Флора займет свое место в генеалогическом древе семьи Айвори — как и ее фальшивая мать.
Войдя в комнату Эдварда, я закрыла за собой дверь. Я проклинала американские законы, глухого Бога, слепую судьбу и людскую жестокость. Я просила Эдварда заверить меня, что эти монстры не ранят сердце малышки Флоры. Я ходила по комнате, взывая к нему, будто он был Богом, знал обо всем, мог обещать мне и что-то решить.
— Не позволяй малышке Флоре потерять свою любознательность. Не позволь Минерве одурманить ее разум. Порази молнией миссис Лэмп. Верни мне малышку Флору! Позволь мне найти ее! Скажи мне, как ее найти!
Я провела ладонью по мягкой щетине кисточки для бритья, которая когда-то каждый день скользила по челюсти Эдварда. Мне нравилось наблюдать за ним в этот момент. Как могло случиться, что его кисточка здесь, а самого его нет? Я подняла золотые карманные часы Эдварда на тяжелой цепочке, нашла застежку, которую он прятал в карман жилета. Он одновременно был и аккуратным, и небрежным.
Я могла только гадать, какие из моих привычек приобрела бы Флора, если бы осталась со мной. Через какой калейдоскоп чудес она бы смотрела на мир? Унаследовала ли она от Эдварда его совесть, скромность и чувство юмора, его способность выражать более глубокую, всеобъемлющую любовь? Меня разъедало желание знать, какой она станет через десять лет. Пусть она будет любопытной, пусть у нее будет сильная воля. Если я и дала ей то, что она может сохранить, пусть это будет уверенность в том, что ее любят, чтобы и она сохранила способность любить.
Я поставила ее фотографию рядом с фотографией Эдварда и долго смотрела на нее. А потом я заметила, что на ней надет золотой медальон в виде сердца, который мы с Эдвардом купили ей вскоре после ее рождения. Внутри были крохотные фотографии — Эдварда и моя. Медальон был запечатан, чтобы, когда малышка Флора его носила, наши сердца всегда были бы рядом и их нельзя было разъединить. Девочка очень любила его. Она станет громко кричать, если кто-нибудь хотя бы попытается его отнять. Я надеялась, что она будет кричать и злиться на свою фальшивую мать.
Я поцеловала фотографию Эдварда и поблагодарила его за любовь и за малышку Флору. Потом поцеловала фотографию Флоры и поблагодарила и ее за то, что она показала мне, как сильно и свободно я могу любить. Я повторила слова Уитмена, которые часто цитировал Эдвард — обещание, которое позволило ему оставить семью и найти себя: «Всегда сопротивляйся, никогда не подчиняйся».
@@
Мы получили требование о выселении через несколько дней — без сомнения, делу дала ход семья Айвори, согласно своему тщательно организованному плану, по которому меня вырвут, как сорняк, и вышвырнут из их жизни. Представитель «Торговой компании Айвори» конфисковал машину. Кто-то из японской компании сделал опись всего, что находилось в доме. Когда они попытались забрать себе и картины Лу Шина, которые хотела сохранить Волшебная Горлянка, она ткнула в посвящение на оборотной стороне холста, которое ясно выражало, что картины были подарены моей матери.
Я нашла, куда пристроить няню, Маленького Рама и Умницу: добрая женщина из Американского клуба порекомендовала их в качестве слуг только что приехавшим из Сан-Франциско иностранцам. Мы с Волшебной Горлянкой взяли с собой все ценности, которые нам принадлежали: драгоценности, платья, резные фигурки — все, что могли продать, и составили список, в каком порядке будем с ними прощаться. Мне не хотелось расставаться с вещами малышки Флоры и Эдварда. Я никогда не решилась бы их продать, но я не могла и оставить их в доме, чтобы кто-то другой продал их или выкинул.
— Когда придет время, — сказала Волшебная Горлянка, — я найду им применение, и ты даже не узнаешь об этом.
Одну из вещей Эдварда мне хотелось оставить себе больше всего: его дневник в кожаной обложке, сохранивший слова и мысли, его видение мира и самого себя. Я искала дневник со дня смерти Эдварда, и сейчас я просто обязана была его найти. Вместе с Волшебной Горлянкой мы перебрали всю его одежду, заглянули под кровать, на которой мы с ним спали и на которой он умер. Мы искали за мебелью и даже отодвинули от стены тяжелый гардероб. Мы перебрали все книги в библиотеке и обшарили стены за книгами. Коричневая кожаная обложка делала дневник почти неотличимым от тысячи других книг. Что, если мы его не найдем?! Мне становилось плохо от одной этой мысли. Я уже отложила его автоматические ручки, карандаши, промокательную бумагу, прекрасное издание сборника «Листья травы» в обложке из зеленой кожи, которое он подарил мне в качестве извинения после нашей первой встречи, и самое главное — потрепанную версию той же книги, которую он купил себе, чтобы заменить подаренную мне книгу. Я взяла ее в руки. Он гоже когда-то держал ее. Я открыла ее — и вскрикнула, увидев, что находилось внутри. Страницы были вырезаны, чтобы создать в книге секретное место для хранения дневника. Он лежал прямо передо мной: с его словами, мыслями и чувствами. Я открыла его, стала листать страницы, и грусть покинула меня: я с удовольствием вспоминала время, когда он читал мне отрывки из дневника. Вот история о его героических деяниях, которые закончились для него падением лицом в грязь. Он так радовался, когда я смеялась над ней. В конце дневника я увидела другую запись. Я не помнила ее, и мне стало страшно: неужели были причины, по которым он скрыл ее от меня?
