Похоже, что он чувствовал то же самое:
— Если бы ты родилась в Китае, я хотел бы жениться на тебе.
Перед тем как уехать в Китай, я попробую сделать все, чтобы вместо этого он сказал: «Если бы ты была в Китае, я с радостью взял бы тебя в жены».
Я не собиралась использовать беременность как причину для его женитьбы на мне. Я бы предпочла брак по любви, а не по необходимости. Если бы мы поженились только из-за ребенка, нас бы все время преследовали сомнения и мы бы задавались вопросом, почему мы вместе.
За две недели до того, как он должен был отправиться в Китай, я с затаенной тревогой сообщила ему, что, вне всяких сомнений, беременна и срок, скорее всего, не меньше двух месяцев. Я волновалась, потому что не знала, как он на это отреагирует.
Новость, разумеется, его потрясла. Я видела по его глазам, что он пытается понять, как это может отразиться на нем, а потом он подошел ко мне и крепко обнял. Он держал меня в объятиях, и, хотя он не сказал, что нам делать дальше, я почувствовала защищенность и уверенность в том, что мы найдем ответ.
— Я не могу жениться на тебе и остаться в Америке, — сказал он.
Меня рассердило, что именно это он решил сказать первым. Я не ожидала выражения радости на его лице, но надеялась, что он хотя бы побеспокоится обо мне.
— Я не буду подвергать свою жизнь опасности и делать аборт, — сказала я. — А если я останусь здесь и рожу ребенка, я не смогу оставить его себе. Его отдадут в приют, как случилось с мисс Понд, а ведь она женщина прогрессивных взглядов. Она попыталась оставить ребенка себе, но ей не дали этого сделать. То, что она работала, не приняли во внимание. Ребенок, скорее всего, был от моего отца, но он и пальцем не шевельнул, чтобы что-то для него сделать. Он позволил забрать его в приют. Вот что случится и с нашим ребенком, и его никогда не возьмут в приемную семью, потому что на нем будет лежать проклятие китайской крови, доставшейся от тебя. Он увянет, не испытав любви.
— В Китае, как и здесь, ребенка ждет не лучшая участь, — сказал Лу Шин.
— Разве у тебя нет других предложений? — спросила я. — Неужели я должна сама искать выход из положения?
— Я не знаю, что можно предложить, чтобы это для тебя было приемлемо. Моя семья не нарушит брачный договор, а из-за того что ты иностранка, они никогда не разрешат тебе войти в наш дом, особенно для того, чтобы повидаться со мной. В лучшем случае ты станешь моей любовницей, которую не признает моя семья. И я не смогу встречаться только с тобой или жить вместе. От меня ожидается, что я регулярно буду заниматься сексом с женой, чтобы обеспечить рождение наследника мужского пола. На самом деле чем больше родится сыновей, тем лучше, и если жена не сможет сразу родить наследника, мне придется взять еще несколько наложниц. Ноша, которая ложится на плечи наследника семьи, в Китае гораздо более обременительна, чем в Америке, но есть и другие сложности, которые ты вряд ли сможешь себе представить и осознать. Я знаю, что ты ждала от меня другой ответ. Прости меня.
Он просто перечислил мне правила традиционного китайского общества и ни слова не сказал о возможности их нарушить. Я бросила вызов своим родителям. Почему он не может сделать то же самое?! Он не хотел рассматривать другие возможности, потому что страдал не так сильно, как я. Он не желал отчаянно избавиться от своих страхов и смущения и не был на грани сумасшествия.
— Почему ты сам не можешь решать свою судьбу? Почему не можешь просто уйти от них?
— Я не могу объяснить тебе причину. Могу сказать одно: то, как я себя веду, как я мыслю, заложено у меня в голове, сердце, характере и душе. Я не говорю, что они для меня важнее, чем ты. Но как бы сильно я тебя ни любил, я не могу изъять из себя свою суть и превратиться в того, кто предаст свою семью. Я не ожидаю, что кто-то, выросший в других условиях, не в Китае и в совсем другой семье, поймет всю тяжесть лежащей на мне ответственности.
— Просто скажи, что не любишь меня, чтобы я не питала напрасные надежды. Скажи, что позволишь моей душе зачахнуть и умереть, чтобы ты смог лечь в постель с девушкой, с которой даже не знаком. Я больше никогда не поверю в любовь. Я буду ненавидеть себя, потому что позволила слабости разрушить свое сердце.
Наконец я увидела, как его лицо страдальчески исказилось. Казалось, он сейчас расплачется. Он обнял меня.
— Я не брошу тебя, Луция, — сказал он. — Я никогда никого так сильно не любил. Просто я пока не знаю, что мы можем сделать.
Его слова придали мне храбрости и оживили надежды, которые я еще больше распалила. Я собрала всю семью в малой гостиной, сказав им, что у меня срочные новости. Они сидели напряженно, с беспокойством на лицах. Лу Шин и я встали перед ними. Лу Шин был на шаг позади меня.
— Я беременна, — просто сказала я.
И не успела я продолжить, как мать набросилась на Лу Шина с криками, что тот предал «наше гостеприимство, наше доверие, нашу честь и доброту». Лу Шин снова и снова повторял, что очень сожалеет, что он полон раскаяния и стыда. Хотя его слишком спокойный вид позволял усомниться в искренности его извинений.
— И что хорошего в твоем чертовом китайском раскаянии? — спросила мать язвительно. — Искренностью от него и не пахнет. Ты скоро уплывешь домой и оставишь нам расхлебывать этот ужас!
Потом мать с отцом повернулись в мою сторону. Они называли меня неблагодарной, глупой, гордячкой и гулящей. «Ты говорила, что сама хочешь выбирать себе интересы, хобби и увлечения. Так, значит, вот что ты выбрала? Страстный секс с мужчиной, который собирается тебя бросить?»
Я почувствовала, что меня ругают только за то, что я старалась быть самой собой. Но на моем лице не выступили багровые пятна унижения — я просто разозлилась.
— Страсть и увлечение китайцем, — сказала мать насмешливо. — Китайцем с косой! Люди будут смеяться над тем, что мы сделали его нашим гостем! Какие же мы дураки, что решили быть щедрыми с ним.
От последнего замечания я испытала новый прилив злости. Мать всегда думала только о себе. А что насчет того вреда, который она нанесла мне в детстве?
Я не могла удержаться от слез и в то же время злилась на то, что показала им свои детские слезы.
— Какое тебе дело до того, что со мной будет? — воскликнула я. — Я всегда была просто тенью в этом доме. Ты никогда не говорила со мной о том, чего я хочу в жизни, или о том, что я чувствую. Ты не замечала, грущу я или радуюсь. Говорила ли ты хоть раз, что любишь меня? Ты даже не пыталась меня полюбить. Ты просто забыла обо мне. Если бы любовь была моей пищей, я бы уже давно умерла от голода. Что ты вообще за мать? И после этого разве удивительно, что я пошла за тем, кому я небезразлична? Без любви я бы сошла с ума. Но я не хочу становиться похожей на тебя. В детстве мне приходилось жить с вами и терпеть унижения за свои идеи, насмешки за свои чувства. Ты всегда говорила, что я слишком легко возбудимая. И ты хотела вытравить из меня все эмоции, чтобы я стала похожей на тебя: холодной, эгоистичной, злой, одинокой, неспособной на любовь.
