— Я бы хотела когда-нибудь отправиться в Китай. Возможно, я могу уговорить маму поехать туда в экспедицию, на поиски редких видов птиц.
Он рассмеялся и сказал, что там их действительно много. Его ответ меня сильно приободрил.
— Я представляю, как трудно американцам приходится в Шанхае, учитывая разницу в языке и обычаях.
— Число иностранцев в Шанхае постоянно растет, они приезжают как из Штатов, так и из Англии, Австралии, Франции и многих других стран. Я думаю, они живут с большим комфортом — можно даже сказать, с роскошью и в своей части города, которая похожа на маленькую страну в стране.
Я посмотрела на него, чтобы понять, что означали его слова. Он мог подумать, что я собираюсь приехать в Китай вместе с матерью.
— Разумеется, если мать не захочет, я могу приехать одна.
Он знал, о чем я думаю. У него на лице было то же самое задумчивое выражение, как и тогда, когда я в первый раз пришла без спроса к нему в башенку и легла рядом.
— У меня есть невеста, — сказал он. — У меня будет договорной брак. Когда я вернусь, я должен буду жениться на ней и жить со своей семьей.
И сама новость, и та откровенность, с которой он об этом сказал, потрясли меня.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросила я, чувствуя, как лицо заливается краской. Я отвернулась, чтобы он этого не видел. — Я не предполагала, что выйду за тебя замуж. Хотя я надеялась, что ты дашь мне совет, как лучше организовать поездку.
Я быстро ушла, чтобы он не заметил, как жестоко ранили меня его слова, и встала у противоположного борта яхты, униженная собственным поведением. Я ненавидела себя за то, что так поспешила открыться — и, по сути, незнакомцу. Как глупо было думать, что несколько кувырков в постели заставят его думать, что он не сможет без меня жить. Но теперь, после его признания, как я ему скажу, что не поеду в Китай, — он тогда решит, что я и вправду отправилась на острова из-за любви к нему, а не из-за птиц. И тут мне в голову пришла безрассудная мысль: я докажу, что он ошибается. Я отправлюсь в Китай, и посмотрим, что он на это скажет! С каждой секундой во мне росли злость и решимость, пока я окончательно не убедила себя, что и правда хочу увидеть Китай, и неважно, женится он на мне или на другой девушке. Я могу стать независимой, жить своей жизнью и быть такой же необычной, как и все люди в Китае.
Волны улеглись. Ветер стих. Я услышала чей-то крик и оглянулась, но это был не Лу Шин. Кричал шкипер. Он казался окутанным туманным облаком, парящим в соленом воздухе. Шкипер махнул подзорной трубой, призывая посмотреть вперед. На горизонте показались пики Фараллоновых островов. Они находились прямо перед нами. Но невозможно было так быстро до них добраться: мы вышли в море всего час назад. Однако вскоре скалы сменились туманными очертаниями трех огромных драконов. Пока я завороженно наблюдала за ними, они превратились в слона. Я прищурилась. Еще за полминуты слон сменился китом, который съежился и обратился в яхту, похожую на нашу. Что происходит? Мы все сошли с ума? Я вопросительно посмотрела на шкипера. У него был полубезумный вид, и он громко хохотал. Смеялись и матросы, выкрикивая итальянские слова: фата моргана! Фата моргана! Мираж.
Мать рассказывала, что однажды, глядя на Фараллоновы острова, тоже видела мираж. Она говорила, что сначала он был похож на корабль, а затем на кита. В то время я думала, что она все это выдумала. Как странно, что ее слова подтвердились именно тогда, когда я мечтала о поездке в Китай. Наверное, это был знак, что я вижу не любовь, а ее иллюзию, подделку, которая могла принимать разные обличья. Но еще я решила, что этот знак советует мне ехать в Китай, намекая на то, что та жизнь, о которой я думаю, находится ближе, чем кажется. Стоило этой мысли появиться в моей голове, как налетел резкий порыв ветра и чуть не сбил меня с ног, а чайка прямо надо мной издала три резких крика. Нос корабля поднялся на белом гребне волны, и яхту резко накренило на бок. Нас толкало к миражу или притягивало к нему, как Одиссея — к сиренам. Это тоже был знак. Одиссею нужно было выбрать между пороком и добродетелью. Мне нужно было выбрать между жизнью марионетки и моим истинным «я». Руки у меня слишком онемели, чтобы крепко держаться за рейлинг, и когда корабль снова провалился в темную бездну, мои ноги потеряли опору и заскользили по палубе. Одеяло слетело у меня с плеч, а юбка надулась, словно парус. Я сильно ударилась обо что-то, похожее на катушку с канатом, и попыталась за нее ухватиться, но то ли от холода, то ли от страха у меня не хватило на это сил. Я покатилась к рейлингу противоположного борта и с ужасом поняла, что легко могу проскользнуть под ним и упасть прямо в черные воды. Я закричала. Мне в ответ крикнули на незнакомом языке. Я почувствовала, как чьи-то руки ухватили меня за лодыжки: это был мальчик не старше четырнадцати лет, с цыганским лицом и блестящими черными волосами. Он подтащил меня к люку, и я попыталась встать, но ноги меня не держали, и он подхватил меня, когда я пошатнулась. Мальчик помог мне подняться, и я снова посмотрела на горизонт.
Только в этот момент я осознала, что Лу Шина не было видно поблизости. Его не оказалось и на палубе. Неужели он упал за борт? Я, бешено жестикулируя, пыталась объяснить это темнокожему мальчику. Он так же жестами заверил меня, что мужчина с длинной косой в порядке, просто потерял свою шапку. Он изобразил, как круглая шапочка летит по воздуху, и показал мне, что Лу Шин в безопасности и просто стоит на другой стороне яхты. Я была в ярости. Очевидно, что он просто развлекался в то время, когда я едва не умерла. Мне хотелось пойти к нему, чтобы высказать все, что думаю, но я слишком замерзла.
Спустившись по лесенке на дрожащих ногах, я почувствовала, как меня овеяло теплом, а к щекам вернулась чувствительность, и они запылали. Кают-компания была похожа на гостиную. Там стояли диваны и кресла, горшки с папоротниками, лежали восточные ковры темно-коричневого и ярко-красного цвета. Удивительно, что здесь не было беспорядка. Мистер Хатчетт сказал, что вся мебель прикручена к полу и всё в каюте закреплено, кроме чайного сервиза. Он показал на разбитый чайник и чашки. На полу лежало рассыпанное печенье. Юнга наводил порядок, рассовывая печенье по карманам. Мать сидела на красной тахте, увлеченная разговором с мисс Мобер, которая лежала на кушетке с таким цветом лица, будто в любую минуту могла потерять сознание. Мисс Хаффард сунула мне в руки кружку с горячим чаем и велела выпить его, чтобы прогреться изнутри. Я слышала, как мисс Понд жалуется моему отцу, что она выронила за борт свой альбом с набросками. Все, что я слышала, казалось мне бессмысленным. Мисс Хаффард растерла мне ладони своими теплыми руками. Потом развернула меня и растерла мне спину, отметив вслух, какая я худенькая. От нее пахло розами.
— Ты чуть не отморозила свой маленький зад, — сказала она. — Какие только глупости мы не делаем ради любви.
Я застыла. Что она говорит?
Мисс Хаффард похлопала меня по спине:
— К несчастью для себя, я часто их совершала. Но ни разу не пожалела об этом, — она громко пропела: — Когда любовь ко мне приходит, я забываю про печаль!
