Мы встретились на следующий день, в кафе. Тихо поговорили, понимающе помолчали, выяснили, что это кто-то третий был источником последней глупости, но уже ничего не изменишь, решения приняты.
Ты обнял меня. Обнял, в последний раз вцепившись пальцами в кожу, уткнувшись носом в мою шею и вдохнув глубоко запах моего тела, так, что я явственно почувствовала, как закричало твое сердце, с силой оттолкнул меня от себя, позвал официанта, расплатился по счету и отвез меня домой.
Я все еще надеялась, что не умерла.
Я ошибалась, но еще долго пыталась себя обмануть.
Глава 10
Записи в дневнике
День после
Зато можно не бриться.
Валяясь вчера в ванне и попеременно захлебываясь слюнями, слезами и соплями, я вспоминала еще и приятные моменты данной ситуации.
Можно, например, также ударяться в полное и тотальное ла-ла-ла, не задумываясь о последствиях и оправданиях.
Или носить исключительно кеды и джинсы, забыв о нечеловеческих каблах и юбках.
Самое неожиданное, конечно, и успокоившее меня вчера: когда я полусонная и полупьяная вылезала из ванны, — это одна, чисто женская мысль:
— Заебись, можно не бриться.
Октябрь
Работа — единственное спасение.
Работа.
Стройка.
Что-то происходит.
Друзья, тусовки, алкоголь.
Алкоголь.
Я не бухаю.
Мне просто нравится вкус вина.
Я дезинфицирую душу алкоголем.
Работа, работа, работа…
Белое вино со льдом.
Хочется умереть.
Надо работать.
Надо.
Ноябрь
Ненавижу работу.
Устала бухать.
Ненавижу вино, а не пить его не могу.
Титов предложил назвать Петровку «Тундра-бар».
Круто.
Я открываю бар имени себя.
Ненавижу делать вид, что у меня все хорошо.
Надо.
Декабрь
Неглинка, то есть, теперь уже «Just Another Bar», открылся 14 декабря.
Как обычно, была какая-то мегавеселая вечеринка, много народу, все напились, владельцы и жены владельцев танцевали на стойке, кто-то даже рухнул за стойку, но дело не в этом.
Дело в том, что за два дня до этого, 12 декабря, в помещении были еще бетонные стены и никакого намека на бар. Только Олень, который ходил и уверенно говорил мне:
— Тундра, не парься, мы все успеем!
— Какое, бля, «не парься», Олег! Тут голые стены! Мы ничего не успеваем! Я людей позвала уже! Евпатий Коловрат! Ну как ты успеешь?!!!!
Я была в истерике.
Строители были в не меньшей истерике, если не в большей.
Они работали круглосуточно.
Я боялась уехать домой и торчала там, не вылезая. Само собой, Олень — тоже. Он вообще смирился с ролью живого привидения.
Боги на нервяке даже не заезжали, они не верили, что мы успеем.
Каждую минуту творилось чудо — заведение рождалось на глазах: вот появились стены с обоями, установили барную стойку, дорисовали фреску, обшили кожей стены, настроили звук, привезли посуду, алкоголь, забегали бармены. И вроде только что, всего двое бессонных суток назад, была пустая бетонная коробка — и вот уже я ставлю цветы в вазу и, захватив красивое платье, собираюсь ехать к любимому стилисту, Максу Макухину, чтобы превратиться из усталой лягушки в прекрасную принцессу.
Я открыла свое первое в жизни, построенное самостоятельно от начала до конца, заведение.
Вот это было по-настоящему круто.
Глава 11
Я пишу это все тебе, чтобы ты знал, каково это, чтобы знал, что я чувствую, делюсь этим, выплескиваю все из себя, и мне становится легче.
Я пишу это даже не тебе, а всем своим мужчинам, которых я любила и из-за которых я страдала.
Та нежность, которую я испытывала с тобой и с ними, тот ужас потери — все это, по сути, одинаково, только лица меняются.
Я хочу поделиться этой болью с тобой, разделить, как то счастье, которое мы делили на двоих, а эту боль я должна пережить в одиночестве.
Потому что тебя рядом нет, а я не знаю, как мне жить дальше одной.
Не знаю.
Как мне выскрести эти куски мяса из сердца.
Я засыпаю в аду каждую ночь.
Я просыпаюсь в слезах потому, что сны до ужаса реальны — но это всего лишь сны.
Я боюсь ходить в душ, у меня текут слезы, когда по лицу льется вода.
Я научилась обманывать себя.
Какое-то время убеждаю себя, что мне все равно.
Потом какое-то время мечтаю.
Потом понимаю, что все мечты — ерунда, и ничего не будет — ад накрывает с головой.
Кровавое месиво из сердца, желаний, любви и слез.
Ледяное спокойствие для всех, кроме близких.
Как же я плакала тогда, на открытии «Джаба», Алис, что даже ты сломалась?
Это невыносимо.
День за днем.
Месяц за месяцем.
Дневное забытье за работой, временная анестезия алкоголем.
Забираю дочку на ночь из ее кроватки в мою. Гладя ее по спящим ладошкам, можно незаметно уснуть.
Глаза Ричи на фотографии — чувство вины.
Не могу ездить на кладбище — только одна мысль бьется в голове, пока стою на коленях:
— Помоги.
Я умоляю тебя —
Помоги.
Только одна мысль:
— Может, ты так мстишь мне за свой ад?
Чувство вины за все эти мысли.
Я сильная, я справлюсь.
Велком! Начат отсчет периода самообмана.
Злость на себя, на тебя, на обстоятельства.
Как мне унизиться, как мне возвыситься, что мне сделать, чтобы эта боль ушла?
Валяться в слезах на полу, разрываясь от боли? Валялась.
Стать богиней, чтоб у самой дух захватывало? Была.
Кровавое месиво каждодневного ада.
Хотел подарить мечту и любовь.
Подарил боль и страх.
Почему так много таких же, как твоя, машин в этом городе?
Мое сердце слетает с катушек каждый раз, как я вижу одну из них.
Рефлекс. Мечта, что она остановится, и ты меня спасешь.
