Затянувшуюся паузу разорвал было Коля, начав задавать какие-то вопросы про то, как я собираюсь все совмещать, но его перебил Сергей, сказав, что они все поняли, а теперь надо все обдумать, и что известие, конечно, неожиданное и весьма неприятное, но говорить больше пока не о чем и им пора идти.
Дождавшись, пока они выйдут из офиса, я, в расстроенных чувствах, налила себе еще вина, Олень попытался меня было приободрить, но закончил фразу тем, что в принципе их реакция вполне понятна и нам остается только надеяться на лучшее, поскольку косяк я спорола конкретный и надо было сразу им все рассказать. Приехавший минут через десять после этого Титов, пожав плечами, посоветовал не париться, поскольку сделанного не изменишь, что другого и не следовало ожидать, но, зная меня, он понимает, почему я поступила именно так потому, что вечно витаю в облаках, а они люди бизнеса и у нас с ними абсолютно разные взгляды на реальность.
Несколько дней мы довольно натянуто общались исключительно по насущным делам, и наконец мне позвонил Сергей, взявший на себя миссию выступить парламентером от лица остальных учредителей.
Мы встретились в Балчуге, Сергей был хмур, немного резок и говорил довольно жестко, по существу, но неожиданно на очень человеческие темы наших сложившихся взаимоотношений, которые я, по их мнению, просто-напросто предала. Он говорил мне все то, что я, в принципе, и так знала, просто оформив это в сухие мужские фразы, каждая из которых звучала как удар хлыста.
— Мы в тебя верили. Нет. Мы тебе доверяли. Мы доверили тебе мечту. Ты для нас стала не просто менеджер проекта — ты же видела, как мы к тебе относимся, мы искренне поверили в тебя. Нам не нужны деньги — нам нужна сказка, которую ты обещала сделать реальностью. Мы не бедные люди, мы не дураки, у нас есть в жизни все, что нам нужно, мы не хотели из этого делать бизнес и общались с тобой не как с наемным сотрудником. А ты нас кинула по сути. Наебала. Скажи, что нам теперь думать? Мы думали, что мы все в одной лодке, — а ты, оказывается, плывешь в соседней. Ну сказала бы, что так и так, ребята, что мне надо денег зарабатывать, дочь кормить, никаких отношений — чистый бизнес. Мы же взрослые люди, далеко не последние в этом городе причем, мы все понимаем. Однако наши отношения стали очень личными. Мы поверили в то, что для тебя это так же важно, как для нас. Ты нас заставила поверить. И наебала. Я — лично я — чувствую себя идиотом, а я давно такого не помню, чтобы кто-то заставлял меня себя так чувствовать. Ты можешь как-нибудь мне объяснить, почему я не должен чувствовать себя идиотом? Что мне теперь думать? Мы хотим услышать от тебя — как нам теперь к тебе относиться?
Я сидела, молчала, кусала губы и понимала, что мне нечего ему сказать. Он был прав. Я панически боялась потерять их веру в себя, корила себя за малодушие и глупость, но как убедить в этом Сергея я не знала. Я действительно очень сильно по-своему их любила.
— Дайте мне шанс. Пожалуйста. Дайте мне шанс доказать, что для меня это очень важно. Что вы все мне важны. Для меня это тоже не просто работа — пожалуйста, дайте мне шанс доказать вам, что это так. Я сделаю все возможное, я обещаю. Пожалуйста.
Мы разговаривали несколько часов. Наш разговор то перетекал на обсуждение каких-то рабочих моментов, чтоб разрядить обстановку, то снова возвращался к требующей немедленного разрешения проблеме наших внутренних взаимоотношений. Сергей был прав по всем статьям, я же не могла найти слов в свое оправдание. Или не хотела найти. Единственное, что я хотела (какое-то абсолютно детское желание), чтобы снова все было, как прежде.
Мы расстались на зыбком компромиссе:
— Попробуем.
Глава 7
Если меня попросят назвать один из самых счастливых дней в моей жизни, я точно знаю, какой именно день всплывет в моей памяти первым.
Это был день рождения одного из инвесторов Неглинки.
Буквально за несколько дней до этого ты сделал первую попытку все разорвать и забыть. Это было настолько неожиданно для меня, хотя мы оба знали, что так нужно, что я, не сдержав данное тебе обещание, сорвалась и рыдала навзрыд у тебя в машине, умоляя еще чуть-чуть подождать.
Ты мучился, видев мои слезы, но был непреклонен. Ты становишься неимоверно упрям, если вобьешь себе что-нибудь в голову. Я рыдала, Ты, отчаявшись, твердил:
— Нет, нет и нет, надо заканчивать, пока не стало совсем поздно, рвать, пока возможная боль будет более-менее терпима, иначе потом это будет сделать вообще невозможно.
Я смирилась. Успокоилась внешне. Ты отвез меня домой, а ночью я написала тебе письмо, в котором обнажила и отдала тебе свою душу и сердце. Отправила, потом вдруг испугалась, зашла в твою почту и стерла. И вот ведь дурной девичий мозг — тут же написала тебе другое, рассказав, что стерла предыдущее, расценив его как ненужные и болезненные откровения, но, если ты хочешь, можешь посмотреть его у меня в отправленных. Приложила логин и пароль. Я знаю, что ты прочел его. Знаю, хотя ты никогда не говорил мне об этом прямо. Просто где-то через полгода, в очередной раз крича на меня по телефону, сам того не заметив, ты спалился, что читал его. Ты кричал, что не надо, не надо терзать тебе душу стихами — а оно единственное было как будто в стихах. Приятно, что даже через полгода ты помнил о нем.
Ты просто не смог его не прочесть.
Я наревелась и отпустила тебя. Будь, как будет.
Ты обещал помочь мне с днем рождения, я думала — забудешь или просто, чтобы лишний раз не видеть друг друга, попросишь кого-нибудь сделать обещанное вместо тебя. Ты не забыл. Позвонил с утра с каким-то вопросом, я от неожиданности и от радости, услышав тебя, совсем растерялась, но заставила звучать свой голос по-дружески и ценой неимоверных усилий не задать ни одного личного вопроса. Обсудил со мной все важные моменты, заодно помог выбрать платье — строгое черное. К концу разговора сказал:
— Оделась? Спускайся, я у подъезда.
Сказал — мимо проезжал. Конечно. Мой дальний район — это то самое место, где люди, живущие в другом конце Москвы, часто мимо проезжают.
Весь день мы неприступно улыбались друг другу, делали вид, что работаем-работаем, вот и вся причина, почему мы сейчас вместе. Вечером вызвался сгонять в «Детский мир» то ли за шариками, то ли еще за чем-то, приехал довольный, сообщил, что нашел в переходе какой-то оркестр, который, вдобавок ко всему, будет встречать гостей на входе и вообще, пусть живую музыку во дворе играют, так совсем по-праздничному будет.
К началу дня рождения пришли какие-то молодые ребята со скрипками, саксофонами, барабанами и гитарами. Они действительно играли чудесную музыку, и мы с тобой практически весь вечер провели во дворе, выпивая с ними, я лишь ненадолго отлучалась проверить, как там идут дела у именинника.
Вот он — тот самый счастливый день в моей жизни — этот вечер, со скрипками и саксофоном, с белым вином, замерзшими ладонями и искрящимся радостным светом из твоих зелено-карих глаз. Музыканты смеялись, говорили, что мы очень похожи, а мы смотрели, улыбаясь, друг другу в глаза и не видели больше ничего, кроме этого, одного на двоих, такого счастливого взгляда. И даже не этот день запечатлелся в моей жизни, и не этот вечер — а этот миг или мгновения, которые врезались мне в память и отпечатались в сердце, те секунды, та вечность, когда мы проваливались в душу друг другу сквозь свое отражение в любимых глазах. Весь мир растворялся вокруг, и только ты, твоя улыбка, смех, твой голос, ямочки на щеках, моя рука в твоей, и ощущение, как ты вдыхаешь запах моей кожи, уткнувшись нежно в шею, твой взгляд, в котором нет ничего — лишь только я и счастье меня видеть, звуки скрипки, стук твоего сердца, когда прижал к груди согреть меня, целуя кончики моих замерзших пальцев, целуя нос, мои реснички, и смеюсь, крича в ответ тем музыкантам — мы не похожи, просто мы — одно.
