— Ладно, давай бутылку, сколько с меня?
— 9000 рублей.
— 9 тысяч???
— Да вообще ни в какую не грузится, виснет, и все тут, да, 9 тысяч, я вам случайно розовое шампанское вместо обычного дала, но вы же меня простите, правда? У вас вон какие девушки красивые, зачем им банальный брют пить?
— Развод засчитан! Держи 12000, сдачу оставь себе, детка!
В течение получаса этот мудрый мужчина в окружении четырех чрезвычайно интеллектуального вида грудастых и губастых девушек взял еще 3 бутылки розового Моет, каждый раз отдавая мне по 12 тысяч, еще и открывая их самостоятельно, поскольку, при этом, его спутницы восхищенно и очаровательно повизгивали.
Когда он выяснил, что развела его вовсе не приятного вида барменша, а управляющий, который просто кассу починить пытается в баре, бутылка Моет Шандон была куплена им для меня лично, и тоже за 12 тысяч. Заставил забыть на 5 минут про кассу и выпить эту бутылку. Как ни странно, сразу после этого касса, хоть и через пень-колоду, но заработала!
С утра пришлось переснимать остатки и пробивать заново разницу в деньгах, которая была потеряна в то время, пока касса не работала.
Итог — самая большая выручка за всю историю работы «Газгольдера».
Кстати, Моет Шандона на розлив клубе не было. А обычного в тот день не было вовсе, только розовый. Просто я знала, что тот мужчина не захочет выглядеть глупо — при таких-то спутницах.
«Газгольдер» заработал, я немного расслабилась и окончательно переключилась на бары.
Все составляющие детали для бара на Неглинке были заказаны, туда уже зашли работать строители, на Петровке мы отчаянно тормозили по целому ряду причин, начиная от непонимания планировки бара и заканчивая сложностью такой на первый взгляд простой отделки.
Мы решили оставить старинную кирпичную кладку, но поскольку она сохранилась только на сорока процентах общей площади бара, было решено эту кладку воспроизвести. Для того, чтобы ее воспроизвести, нужно было найти старый кирпич. Олень и я объездили всю Москву — мы искали разрушенные здания прошлых столетий, где можно было собрать, своровать или купить старые кирпичи. Это оказалось нелегкой задачей, как ни странно, и мы потеряли довольно много времени. Титов нервничал, но тщательно это скрывал, Олень матерился, а Саша-строитель истерил, плакал и возмущался.
Мы собирали этот кирпич по ночам, где договариваясь, где внаглую, под покровом темноты, просто забирая его, привозили в бар, рабочие пилили его пополам, чтобы не терять из-за его толщины ценные квадратные метры, и выкладывали заново стены, закрывая укрепляющие их железные балки и имитируя старинную кладку. Нам никто потом не верил, что эти стены мы выложили сами, все были абсолютно уверены, что это сохранилось со времен постройки дома, а вовсе не фальш-стена.
Искать кирпич — это еще было полбеды, основная загвоздка была в том, что мы так до конца и не знали, как именно распределить пространство наших 138 квадратных метров драгоценной коммерческой недвижимости.
Мрачные, усталые и неспавшие, мы сидели с Оленем в позах мыслящего Родена на стройке, посреди разрухи и таджиков, и креативили, что делать, под вопли Саши-прораба:
— Йиина, где делать стену? Йиина, бля, где делать стену???
— Ну сделай здесь, тока отъебись от меня!
— Йиина, это стена!
— Бля! Да ну и хуй с ней, Саня! Не видишь, мы с Оленем думаем! Не понравится — снесем!
Стены сносить не пришлось, где мы ткнули пальцем наугад, там они и остались стоять — как выяснилось, мы очень удачно рассчитали ее месторасположение.
Титов нервничал и злился, ему казалось, что на Неглинке все идет гораздо быстрей, а Олень твердил, что Паша завидует, ведь в том баре все получается намного красивей. Мне нравился и тот, и другой проект в силу того, что оба были моими детищами.
Единственное, что меня беспокоило — это то, что я никак не могла найти в себе силы рассказать богам Неглинки о втором моем баре — то момент был неподходящий, то времени не находилось, то слова не подбирались, то просто духу не хватало. Так и тянула с этим, понимая, что рою сама себе яму, при этом обманываясь тем, что смогу все вырулить в любом случае.
Я, в силу своей дурости, а может быть — наивности, воспринимала отношения между мной и владельцами Неглинки не как бизнес, а как очень странную дружбу, завязавшуюся на нашей общей привязанности к проекту бара, который и для меня, и для них был искренне любимым детищем. Титов и Олень пытались меня в этом разуверить, по-мужски объясняя мою неправоту и приводя железобетонные аргументы, но я упорно считала, что между нами, мною и четырьмя топ-менеджерами помимо стандартных отношений «заказчик — исполнитель» есть что-то большее, чем просто бизнес.
Мой день рождения, с размахом отпразднованный в «Газгольдере», только укрепил меня в этом мнении. Между нами была какая-то связь — неосязаемая, но в то же время очень ощутимая, какая-то странная любовь, завязавшаяся на том, что эти люди доверили мне свои мечты, а я ответила им тем, что с бережностью к их желаниям взялась эти мечты претворять в жизнь. Чем-то это отдаленно напоминало отношения людей, которые вместе ждут рождения очень долгожданного ребенка, с той лишь разницей, что родителей было пятеро, а ребенок был их общей воплотившейся мечтой.
Видя их обожающие глаза на моем дне рождения, видя, как они улыбаются мне, слыша, что они мне говорят, понимая, как они на меня надеются, зная, как они в меня верят и как воспринимают — они же доверили мне самое ценное, что у них было — свою (пускай для кого-то дурацкую, но для них неимоверно трепетную) мечту, которую я пообещала им исполнить — я знала, что мне очень сильно повезло.
Я просто не могла найти в себе силы сказать им о том, что я жду еще одного ребенка, но совершенно от другого отца — это было бы равносильно предательству. Предательству, которое я уже сделала и даже не осознавала этого, не осознавала, что оно уже совершено, хотя Титов неоднократно пытался дать мне это понять.
Я была уверена, что все как-нибудь разрулится и я сумею все красиво совместить.
Глава 5
Это были дни, наполненные смехом, желанием, любовью и звенящей радостью на кончиках ресниц, губ, пальцев и отражением счастья в двух парах одинаковых зелено-карих глаз.
Ты звонил мне по несколько тысяч раз в день, кормил меня собственноручно приготовленной дорадой, ругался на не дающую тебе спокойно жить вечно слетающую с плеча лямочку майки, ненавидел всех моих предыдущих мужчин просто за то, что они у меня были, любил смотреть на то, как я сижу, поджав коленки, часто заглядывал в мои глаза, улыбаясь тому, что они у нас совсем одинаковые, и стараясь не пускать в свое сознание ни единой мысли, что это все равно скоро закончится, обожал меня так, как только может обожать мужчина женщину, в которую был влюблен уже давно и она наконец-то оказалась рядом с ним.
Я утыкалась носом в твое плечо, ныла, как мне все надоели и, чувствуя, как ты нежно гладишь меня по голове, забывала обо всем на свете.
