Я удивилась еще больше, но сказала:
— Конечно же, приезжай.
Он приехал.
Привез мне кучу моей любимой еды и сладостей.
Сел со мной в випе и долго говорил.
Говорил, что любит меня, что не хочет, чтобы все вот так вот заканчивалось, что понимает, что это он сам все разрушил, но готов каждый день и каждую секунду это исправлять и доказывать мне свою любовь.
Я молчала.
Он говорил, что не может жить без меня, что не хочет ставить точку в наших отношениях и что просит дать ему еще один — последний — шанс. Он понимал, что я, скорее всего, не люблю его так, как раньше. Он говорил, что готов преодолеть любые трудности, чтобы убедить меня в том, что я единственная женщина в его жизни и что ему не нужен больше никто, только я:
— Пожалуйста, я прошу тебя, дай мне этот один шанс. Только один.
Я не поверила, но согласилась.
И Ричи как подменили.
Он не видел никого и ничего — только меня.
Он не слышал никого и ничего — только меня.
Он говорил мне:
— Я тебя люблю.
Говорил каждый день с упоением, улыбаясь, вглядывался в мои глаза и повторял:
— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.
Он носил меня на руках, он исполнял каждый мой каприз, он был готов бросить все и примчаться с другого конца города по первому зову и по любому поводу, если он был мне нужен.
Я не понимала, что происходит, и каждую минуту ждала подвоха.
Я не верила, что такое возможно, и все думала, когда же ему это надоест и он опять примется за старое.
Для него в этом мире существовал только один человек и больше никто — это я.
Все друзья слышали только одно — Ина, Ина, Иночка, зайка, зайка, заинька.
Он уговаривал меня и клялся мне в любви круглосуточно.
Он был готов сделать невозможное и делал это для меня. Мы снова стали жить вместе.
Он каждый день доказывал мне, что чудеса возможны — что он изменился.
Но во мне что-то сломалось тогда в Сочи.
Я говорила ему, я повторяла это в ответ на все его слова:
— Я люблю тебя, Ричи, ты самый близкий, самый родной мой человек в жизни, но ты не мужчина моей жизни больше. Я не люблю тебя как мужчину, но я очень люблю тебя как человека. Я не хочу обманывать тебя, я знаю, что тебе больно, но, пожалуйста, пойми меня!
И он понимал.
И обещал, что сломает мое недоверие, что вернет мою любовь, что сделает меня самой счастливой на свете.
И каждый день делал все для этого.
Окружающие нам завидовали.
Наша семья казалась такой красивой, такой счастливой и такой купающейся в любви, что в это невозможно было поверить.
Ричи действительно старался изо всех сил, и я ценила это.
Но во мне ничего не менялось.
Я ушла из «Кокона», с должности исполнительного директора потому, что Ричи уговорил меня расслабиться и просто побыть его женой. Я ни в чем не нуждалась, он хорошо зарабатывал, и я какое-то время снова тупо сидела дома с дочкой.
У нас был полу-мир, полу-понимание, полу-семья, полустресс, полу-дружба, полу-любовь, у нас все было как-то полу-хорошо — полу-плохо, полу-счастливо — полу-горько внутри отношений и лучезарная внешняя картинка идеальной счастливой семьи.
Может быть, Мартин о чем-то знал, может быть — Джок, может, — Малой, они были все-таки самые близкие друзья Ричи, а может быть, и они не знали, что там у нас происходит на самом деле, могли догадываться, наверное.
Зайка подрастала, арт-принт «2тапу» процветал и стал практически монополистом на рынке клубно-ресторанной полиграфии.
Я через какое-то время взвыла от безделья, и Ричи устроил меня работать к друзьям в «Фейм кафе» на Тверской просто ради того, чтобы я хоть чем-то занималась.
Жизнь странная штука. Чтобы развеять тоску от безделья, я работала менеджером в «Фейме», владельцы которого были нашими хорошими знакомыми и приятными молодыми тусовыми парнями. Мне очень из них нравился Дима Микулинский, страшно раздражал молодой наглый красавчик Миша Спектор, я уважала директора Саню Княжева, с его удивительной циничностью и ровным отношением к жизни, вообще не замечала друга владельцев Оленя, который то ли работал у них, то ли просто тусовался вместе, страшной ненавистью ненавидела свою напарницу, менеджера Алису, и немного подсмеивалась над хозяйственной, но любящей все конспектировать третьим менеджером Анькой. Я даже не догадывалась, кем станут для меня в дальнейшем некоторые из этих людей. Я работала не ради денег — у меня всего было в достатке, а чтобы как-то скрасить серые домашние будни, но понемногу вливалась в коллектив и с удовольствием принимала на себя обязанности обучения персонала.
Так, за обучением персонала мы все, три менеджера, потихоньку и сдружились.
В придуманном нами учебнике для официантов в самом начале стояло шутливое, но незыблемое правило:
— Гость всегда козел и лох, но ты никогда не должен ему это показывать.
Мы учили персонал быть самым лучшим, мы надрачивали их, как могли потому, что знали, что нас бесит в обслуживании, когда мы ходим в другие заведения, — и в нашем мы хотели добиться идеального сервиса.
Ненавистная Алиса стала моей лучшей подругой, «Фейм» — любимым местом работы, гости «Фейма» — друзьями, а Саня Княжев — эталоном того, каким должен быть директор.
Ричи радовался, что я довольна, у зайки была потрясающая няня, не умеющая ничего, кроме как любить мою малышку, я была по-своему счастлива и на фоне этого счастья делала счастливым своего мужа, временно забыв о том, что нам мешало быть идеальной семьей.
Жизнь мерно текла своим чередом.
Зима-лето-весна-осень и снова зима.
Хотя в Москве эти слова приобрели свое особое значение.
Сначала «Зима», потом «Лето», затем «Осень», а когда-то совсем потом Новиков открыл ресторан под названием «Весна».
Гениальная эпопея Леши Горобия под названием «Времена года».
Все это было позже — а тогда только открылась «Зима».
Это было феерично.
Очень красиво, очень богато, очень шикарно и неимоверно феерично.
«Зима» воплотила в себе всю роскошь и щедрость московской тусовки.
