И затея имела успех, хотя довольно кратковременный. Все дело заключалось в психологии толпы, привыкшей за годы войны ассоциировать личность де Голля с борьбой за спасение родины. Потребовалось немало времени, чтобы понять подмену слов и явлений: де Голль был тот же, а борьба совсем иная, а родину просто и не требовалось спасать, особенно такими способами. Причем, пустив в ход пропагандистскую машину, нагнетавшую тревожные ощущения неминуемого страшного вторжения, помощники де Голля настолько увлеклись, что и сами оказались в плену собственной мистификации.
Сотрудники де Голля, которых прозвали «императорской гвардией», прежде всего полковник Реми и Жак Сустель, разработали, например, детальный план эвакуации из Франции генерала с семьей и штабом ближайших помощников в случае начала войны. В этот момент из Парижа в Коломбэ по телефону «40 – Шомон» предполагалось передать закодированную условную фразу. Немедленно специальная группа доставляла генерала и его свиту на аэродром СенДизье, где его летчик времен войны майор Раймон всегда держал наготове самолет. Затем предстоял полет. Но куда? Англия в новых условиях казалась слишком близкой. В Швейцарию, где брат де Голля Ксавье был консулом? Но Швейцария наверняка окажется оккупированной. Намечалось лететь в Африку или Канаду. Оттуда должен был вскоре прозвучать новый призыв «18 июня». Де Голль скептически выслушивал все эти предложения, не высказывая ни одобрения, ни порицания. Однажды, читая очередной конфиденциальный доклад о новом обострении международной обстановки и о близком вторжении, де Голль заметил: «Сталин может, конечно, нанести удар. Франция будет быстро оккупирована и казаки дойдут до Атлантики… Но, спрашивается, почему Сталин до сих пор не бросил свои танки и парашютистов на Европу?..»
Работники секретных служб РПФ вошли в такой азарт, что на всякий случай привезли в «Буассери» пулемет, упакованный в деревянном ящике. Узнав об этом, генерал в отчаянии воздел руки к небу: «Это смешно!.. Уж дайте мне лучше танк! Прекратите все это, я вас прошу!»
Но чем же всетаки оказалась РПФ в своей сущности, если отбросить пропагандистскую мишуру и претензии на роль всенародного объединения? Выяснилось, что РПФ вопреки рекламе надпартийности была партией, хотя и весьма своеобразной, которая объединяла в основном консервативные средние слои, крестьян, торговцев, городских мелких буржуа. Когда РПФ стала выступать на выборах, она получила поддержку избирателей, обычно голосовавших за правых. Самое любопытное, что истинную социальную природу РПФ раскрыло отношение к ней бывших вишистов. Они как будто только и ждали ее появления, чтобы включиться в политическую жизнь. Что их потянуло в это «новое Сопротивление»? Еще в самом начале, сразу после освобождения Парижа де Голль стал удивлять многих снисходительным отношением к недавним злейшим врагам. Он помиловал Петэна, приговоренного к смерти, требовал милосердия, мягкости к коллаборационистам. По сравнению с огромными жертвами гестапо и Виши число и мера наказаний оказались ничтожными. В маленькой Бельгии с населением в 8 миллионов человек посадили 50 тысяч предателей, во Франции с ее 40 миллионами—39 тысяч. Что касается чистки административных органов, то почти никого не уволили. К тому же такие характерные особенности Виши, как антипарламентаризм, вражда к партиям, клерикализм, особый национализм в духе Морраса, очень походили на аналогичные тенденции РПФ. В результате коллаборационисты стали участниками «нового Сопротивления», возглавляемого к тому же самим де Голлем.
Основная политическая линия РПФ, направленная на замену парламентской демократии авторитарным режимом, в сочетании с остальными особенностями РПФ делала ее наследницей очень старых и хорошо известных традиций. Крупнейший социолог того времени Андре Зигфрид писал об РПФ: «При Четвертой республике роялизм, или, точнее говоря, бонапартизм, продолжает существовать уже не в форме правых партий, а в форме антипарламентаризма или авторитарных тенденций».
Говоря о социальной природе РПФ, нельзя пройти мимо еще одной характерной детали, начисто опровергающей заявление Мальро о том, что «РПФ – это люди метро». В эффектных речах де Голля трудно найти отзвук забот, волновавших тогда народ, заполнявший в часы пик станции парижского метрополитена. Он не касался вопросов цен, зарплаты, не выступал против спекулянтов, засилья монополий, хотя и призывал к «социальной справедливости». Если бы он поступал иначе, то вряд ли бы крупные банки и монополии давали деньги на пропаганду РПФ.
Между тем осенью 1947 года от шумных пропагандистских выступлений РПФ переходит к прямой атаке на Четвертую республику. 25 августа было объявлено, что во всех избирательных округах на предстоящих муниципальных выборах выступят голлисты. Они развернули бешеную предвыборную агитацию и вскоре торжествовали победу: в городах с населением больше 10 тысяч человек кандидаты РПФ собрали до 40 процентов голосов! В Париже, например, в муниципальном совете коммунисты получили 25 мест, социалисты—8, МРП—5, а голлисты—52 места. Председателем муниципального совета столицы стал брат генерала Пьер де Голль. Представители РПФ отобрали у социалистов посты мэров многих крупных городов: Бордо, Лилля, Ниццы, Шартра, Нанси, Мюлуза.
Другим очень знаменательным результатом выборов явился полный провал наступления РПФ против компартии. Коммунисты сохранили свои позиции и собрали 31 процент голосов. Успехи РПФ оказались достигнутыми за счет МРП, потерявшей две трети голосов, а также за счет радикалов. Такой исход борьбы имел не менее важное значение, чем победа РПФ. Выяснилось, что новая организация является не столь уж эффективным орудием борьбы с коммунизмом. Ведь старые партии в этом отношении коечего добились, удалив, например, в мае 1947 года коммунистов из правительства. А весь смысл событий в то время сводился к своеобразному соревнованию в борьбе с коммунистами между РПФ и остальными некоммунистическими партиями.
Во всяком случае, де Голль мог торжествовать победу. Беда заключалась в том, что это были муниципальные, а не парламентские выборы. Поэтому путь к власти оставался попрежнему очень длинным. Что касается парламента, то еще в августе предпринимается попытка создать здесь голлистскую группу из представителей разных партий, которые вступили, так сказать, по совместительству в «Союз в защиту подлинной демократии». Но это «двоеженство», как его называли, дало только 40 депутатов. После муниципальных выборов де Голль предпринял новое наступление на парламент. Он заявил, что теперь правительство представляет лишь слабое меньшинство и поэтому необходимо обращение к стране путем проведения новых досрочных выборов, после которых следует провести коренную реформу конституции. Де Голль потребовал, чтобы Национальное собрание большинством в две трети голосов приняло решение о своем роспуске и о новых выборах.
Этот ультиматум встретил решительное противодействие всех основных партий парламента. В свете недавних муниципальных выборов лидеры социалистов, МРП, радикалов и правых поняли, что не коммунисты, а они сами в первую очередь станут жертвой де Голля и вынуждены будут уйти с политической арены. 28 октября в Национальном собрании разыгралась сцена «республиканского гнева», и требования де Голля были отвергнуты. Решающее значение имело то, что все это происходило в условиях грандиозного размаха забастовочного движения конца 1947 года, когда мощь рабочего класса и компартии проявилась самым наглядным образом. Если бы в это время началась конституционная перестройка, события могли бы еще более обостриться. Поэтому первый натиск де Голля на Четвертую республику потерпел неудачу. Тем самым предопределилась и судьба РПФ в целом. Все это носило слишком искусственный характер внезапного порыва, вспышки: для более длительного горения не хватало горючего материала. Основы для «нового Сопротивления» не было, ибо не существовало реального врага, оккупанта, а советская «угроза», как становилось все яснее, оказалась мифом. Некоммунистические партии приступили к проведению политики «третьей силы»: против РПФ и против компартии. Андре Мальро говорил: «РПФ – это Сопротивление, третья сила – это Виши, а коммунизм – враг». Но французская буржуазия все больше склонялась к тому, что именно «третья сила» является наиболее эффективным и надежным средством борьбы против коммунизма, в отличие от слишком экстравагантной РПФ. Начинается выдвижение к власти радикалов и правых. Процесс реставрации довоенной парламентской системы изза появления РПФ только усилился.
