Усиливается наплыв посетителей в Коломбэ. Это были спутники де Голля по лондонской эпопее, люди подпольной сети БСРА, созданной Пасси в годы войны, и теперь скучавшие без дела, представители консервативных кругов, действительно напуганные коммунизмом, просто проходимцы, способные сделать карьеру только под сенью высокой фигуры генерала, противники первых проектов «европейского объединения», взывавшие к признанному заступнику независимости нации. Все они в один голос твердили, что страна вотвот окажется под угрозой гибели, что никто не спасет ее, кроме де Голля. Ему рисовали тенденциозную картину состояния умов, возмущенных возрождением гнилого парламентаризма. Уже стали известны факты отвратительной коррупции. Преемник де Голля на посту премьера Феликс Гуэн оказался замешанным в спекуляции вином. Ясно, Францию надо спасать! Приближается буря, и на капитанском мостике должен стоять испытанный кормчий. Подобные семена падали на подготовленную почву; генерал сам жаждал действия.
ЖанРаймон Турну пишет в книге «Трагедия генерала»: «Малопомалу уверенность охватывает де Голля: дорога к власти открыта. Вот что освободит его от болезненного состояния прикованности к прометеевой скале».
Так рождается печальной памяти эпопея РПФ – «Объединения французского народа». Чрезвычайно характерно, что де Голль в своих мемуарах посвящает ей одну крайне туманную фразу, в которой не упоминается даже название пресловутой организации. Франсуа Мориак, почтительный поклонник генерала, считавший его одинокой благородной фигурой, воплощавшей лучшие традиции французской нации, видевший в де Голле человека высокого ума, личного бескорыстия и великодушия, писал, что «РПФ было величайшей ошибкой де Голля».
Жан Лакутюр пишет, что «нельзя ничего понять в немыслимой авантюре РПФ, если отделить ее от климата той эпохи, обстановки разрыва между Востоком и Западом и рождения холодной войны… В политическом французском пейзаже ее оригинальностью была та театральная атмосфера, которую ей придал Андре Мальро. РПФ – это Шарль де Голль в постановке Андре Мальро».
Талантливый, но сумбурный романист, поклонник «революций», которые он обнаруживал в самых странных событиях, в 1944 году познакомился с де Голлем и произвел на него большое впечатление своей культурой, романтическим подходом к политике и пылкой преданностью генералу. Он считал Мальро «одним из самых крупных французских писателей». Де Голль приблизил его, сделал министром, и говорили, что Мальро оказывал на него такое же сильное влияние, как в свое время Эмиль Мейер. Именно Мальро придал всей затее с РПФ романтический облик «второй Свободной Франции», повторения призыва 18 июня, «нового Сопротивления» и т. п. Часто вспоминаемая фраза о том, что великие события в истории повторяются дважды, первый раз как трагедия, а второй раз как фарс, в данном случае очень кстати. Это был именно фарс, нелепый и не достойный генерала.
В марте 1947 года де Голль принимает решение начать «второе Сопротивление». Решение последовало сразу после провозглашения известной «доктрины Трумэна», послужившей как бы официальным объявлением «холодной войны». 30 марта в Брюневале, в Нормандии, у подножия обрывистых скал, состоялась церемония, посвященная произведенной здесь десантной операции канадских и английских войск 27 февраля 1942 года. В присутствии английского и канадского послов и 50 тысяч французов де Голль произнес речь, воздав должное героизму иностранных солдат, разрушивших здесь немецкие радары, и бойцов Сопротивления, указавших им путь. Генерал де Голль закончил свою речь туманной фразой: «Настанет день, когда огромное большинство французов объединятся с Францией, отвергнут бесполезную игру и перестроят плохо построенный порядок, при котором нация теряет свой путь, а государство себя дискредитирует». И он назначил своей аудитории свидание в следующее воскресенье в Страсбурге.
Между тем в политических кругах уже несколько недель ходили слухи о возможности государственного переворота. Как только де Голль вернулся в Коломбэ, он узнал, что с минуты на минуту, несмотря на ночное время, должен прибыть глава правительства Поль Рамадье. Действительно, премьер вышел через потайную дверь из «Отель Матиньон», резиденции правительства, сел в машину, где шофером был директор его военного кабинета генерал Боннафэ, и помчался за 250 километров в Коломбэ.
Войдя в дом, он взволнованно начал просить де Голля не ставить под угрозу республиканский режим, который только и может привести Францию к возрождению. Он просил помочь этому, ибо Франция не может существовать без Республики. Де Голль холодно и строго ответил премьеру:
«Нынешняя конституция не обеспечивает величия Франции, единственной моей заботы и высшей цели моей жизни. Режим партий зловреден. Он препятствует проведению большой внешней политики и нарушает стабильность и внутреннее спокойствие». Затем генерал заговорил еще более грозным тоном: «Вы упрекаете меня в том, что я стал политическим вождем. Да, это верно, я политический вождь. Сопротивление было не только национальным, оно, господин председатель, является также политическим. Я продолжаю играть свою роль, представьте себе. Я останусь предводителем нации. Не удивляйтесь, если я произнесу другие речи и выступлю по проблемам будущего родины. Не ждите от меня отречения. Это я восстановил Республику. Неужели вы думаете, что сейчас я хочу ее свергнуть?.. Я служу только Франции. Я всегда буду служить только Франции».
Рамадье, заканчивая свой отчет президенту Республики Ориолю о ночной поездке в Коломбэ, сказал: «Генерал предложил мне чашку кофе, но кофе оказался плохим. Он любезно проводил меня среди ночи до моего автомобиля и на прощание сказал мне: «Успокойте встревоженные умы. Я не буду играть роль Буланже».
Генерал Буланже пытался еще в прошлом веке стать диктатором. Эта попытка кончилась плачевно, ибо, поверив слуху о его предстоящем аресте, Буланже бежал в Бельгию и вскоре застрелился на могиле своей умершей любовницы…
Венсан Ориоль, выслушав отчет Рамадье, заметил: «Ладно! Пусть он знает, что я не буду Гинденбургом!» Здесь речь шла о другой исторической аналогии. Президент Германии Гинденбург призвал в свое время к власти Гитлера…
Итак, де Голль объявил войну Четвертой республике. Ее правительство пока ограничилось лишением де Голля почетной охраны и распоряжением не транслировать его речи по радио, если они не носят официального характера. Между тем стены домов по всей Франции украсились огромными афишами, на которых де Голль был изображен на фоне карты Франции, призывавшими прибыть в Страсбург на празднование второй годовщины освобождения Эльзаса от немцев. Выбор места и повод для нового выступления де Голля – все подчеркивало далеко идущие замыслы. Страсбург со времен франкопрусской войны был символом французского национализма и борьбы за возвращение Эльзаса и Лотарингии. В январе 1945 года город был взят французскими войсками, но изза наступления Рунштедта в Арденнах Эйзенхауэр решил его оставить. Де Голль воспротивился этому, к тому же контрнаступление немцев было сорвано гигантским наступлением Советской Армии на Восточном фронте. Об этом де Голль не вспомнил, выступая 7 апреля с большой речью с балкона городской ратуши. Он сказал, что, если возникнет новая угроза, Франция выступит вместе с Соединенными Штатами. Затем он изложил свои критические взгляды на конституцию и политику Четвертой республики и выдвинул подробную программу действий с целью общего спасения и глубокой реформы государства. Настал момент, сказал он, чтобы французы и француженки, огромное большинство нашего народа, организовались в объединение французского народа, которое будет действовать в рамках закона. Пока еще было не совсем ясно, о чем шла речь, но в этот же день возник инициативный комитет.
