Чтобы провести его в жизнь, ему надо было теперь с помощью всенародного голосования предотвратить восстановление Третьей республики и создать Учредительное собрание с ограниченными функциями. Оно должно существовать короткий срок, в течение которого ему предстоит лишь одобрить проект конституции, не вмешиваясь в дела правительства. Референдум 21 октября, казалось, был явным успехом де Голля, однако в тот же день избиратели выбрали в Учредительное собрание 160 коммунистов, 142 социалиста, 30 членов ЮДСР, 152 – МРП, 29 радикалов и 66 разных правых. Все они, даже те, кто на референдуме призывал отвечать так, как хотел де Голль, в той или иной степени отвергали конституционные планы де Голля. Они не считали также, что Учредительное собрание не должно вмешиваться в дела управления. Де Голль понял, что схватка между ним и партиями неизбежна и что он не может рассчитывать на эффективную поддержку. Поэтому де Голль решил, как он вспоминал, что ему «осталось выполнить еще один долг: уйти морально чистым с политической сцены».
Правда, Учредительное собрание оказывало ему исключительные почести. Оно единогласно избрало его вновь главой правительства, теперь уже не временного, и провозгласило, что «Шарль де Голль имеет большие заслуги перед родиной». Но Клемансо в свое время тоже удостоился такой оценки, после чего его провалили на президентских выборах.
Когда де Голль приступил к формированию правительства, социалисты, радикалы и даже представители МРП начали высказывать всякие оговорки и ставить свои условия. Но особенно острый конфликт возник у де Голля с коммунистами. Поскольку они оказались первой партией страны, то, естественно, потребовали хотя бы один из самых важных министерских портфелей: национальной обороны, иностранных дел, внутренних дел. Де Голль отказал, дав понять, что он не считает коммунистическую партию достаточно «национальной» и «французской». Коммунисты возмутились. В самом деле, 75 тысяч их товарищей пали под пулями фашистов. Ни одна другая партия не сделала и половины того, что совершили коммунисты в борьбе за свободу родины.
Де Голль подает в отставку и, выступая по радио, пытается оправдать свою решимость не доверять компартии «ни один из трех рычагов, управляющих внешней политикой, то есть дипломатию, которая ее выражает, армию, которая поддерживает ее, и полицию, которая защищает ее».
Но этот кризис все же разрешился компромиссом. Де Голль понял, что уходить в отставку по такому поводу – значит грубо оскорбить четвертую часть французских избирателей, голосовавших за коммунистов. Этого он не мог себе позволить. В результате де Голль взял назад свою отставку, собрание подтвердило его полномочия и он составил кабинет из 5 коммунистов, 5 социалистов, 5 членов МРП и 6 деголлевцев. Поскольку представитель компартии стал министром вооружения, возглавив одно из двух военных ведомств, коммунисты получили половину одного запретного портфеля, заняв также посты заместителя премьерминистра, министра здравоохранения, министра промышленности, министра труда. Вся эта история еще раз показала де Голлю, что управлять без парламента ему не удастся.
Нового конфликта не пришлось долго ждать. Он возник при обсуждении бюджета на 1946 год. Окончательное голосование ожидалось 1 января. И вдруг социалисты потребовали сократить военные расходы на 20 процентов. Оснований для этого было вполне достаточно. В то время как военные расходы предназначались для обеспечения политики «величия», голод и другие бедствия делали жизнь трудящихся все тяжелее. В октябре, перед выборами, отменили карточки, но сейчас их приходилось вводить снова и к тому же уменьшать нормы. Несомненно, что и коммунисты поддержали бы социалистов. Де Голль был особенно уязвлен тем, что за сокращение военного бюджета активно выступил Андре Филипп, один из его ближайших соратников героического лондонского периода «Свободной Франции». Правда, еще тогда лидер социалистов предупредил де Голля, что после войны их пути разойдутся. Но де Голль не помнил этого и воспринимал поведение Филиппа как личную измену.
Дело было даже не в бюджете, а в том, что снова пытались ограничить власть де Голля, да еще в самой близкой ему военной сфере. Выступая в собрании, де Голль подчеркивал именно эту сторону дела: «Собрание показало всем своим поведением, что оно предпочитает такой строй, при котором управляло бы оно. Эта система совершенно не совпадает со взглядами правительства по данному вопросу…» В своей речи де Голль мимоходом сказал: «Несомненно, в этом зале я говорю в последний раз». Одни этого не заметили, другие – не придали значения. А между тем, как он вспоминал, «когда вечером 1 января я покидал Бурбонский дворец, в голове у меня уже созрело твердое желание уйти. Оставалось лишь наметить точную дату для этого, не позволив, чтобы ее выбрал за меня ктото другой».
Он решил уйти до конца месяца, ибо тогда должно было начаться обсуждение проекта конституции, от которого де Голль не ждал для себя ничего хорошего. Однако, чтобы еще раз собраться с мыслями, генерал впервые за семь лет берет отпуск и едет с женой и братом Пьером на юг в Антиб, на курорт ИденРок. Правда, накануне поездки он присутствовал на свадьбе своей дочери Элизабет, которая выходила замуж за офицера Алена де Буасье. Жених принадлежал к солидной буржуазной семье, находившейся в родственных связях с семьей Шнейдера, магната французской металлургической промышленности.
И вот на скалистом берегу холодного в это зимнее время Средиземного моря, на расстоянии 400 километров от знаменитого места отставки – острова Эльбы, обдумывает он детали своего ухода. После восьми дней пребывания у моря, в понедельник 14 января де Голль возвращается в Париж. Но ему все же пришлось еще раз побывать в зале Бурбонского дворца. Через два дня в собрании выступает Эдуард Эррио с протестом против решения правительства посмертно наградить солдат, погибших в боях против американцев 8—10 ноября 1942 года. Эррио считает, что награждение неуместно, ибо они воевали в защиту Виши против союзников. Когда речь заходит о недавней войне, теме, которую де Голль считает для себя священной, он не может молчать. Генерал произносит язвительную отповедь Эррио, доказывая, что смерть в бою – по приказу командиров, несущих политическую ответственность, независимо ни от каких факторов есть выполнение долга. Во всяком случае, она менее уязвима для критики, чем позиция политического деятеля, который накануне освобождения Парижа вел переговоры и переписывался с Лавалем. И де Голль добавил: «Что касается меня, то с 1940 года я обменивался с Виши не письмами, а пушечными залпами». В этом эпизодическом выступлении чувствуется обида, возмущение политиками, которые неизвестно что делали в критические дни, а теперь выживают его…
19 января 1946 года де Голль пригласил всех министров своего правительства явиться на следующий день утром, в воскресенье, к нему на улицу СенДоминик. И вот 20 января, одетый в военную форму, он входит в зал Рыцарских доспехов, где собрались министры. Де Голль пожимает им руки и, не приглашая садиться, произносит несколько фраз: «Вернулся монопольный режим партий. Я его не одобряю. Но, если только не пойти на установление силой диктатуры, которой я не хочу и которая, несомненно, к хорошему не приведет, у меня нет средств помешать происходящему. Поэтому мне надо уйти. Сегодня же я пошлю письмо председателю Национального собрания, в котором извещу его об отставке правительства. Каждого из вас я искренне благодарю за оказанную мне помощь…»
