В течение двух месяцев после освобождения Парижа де Голль совершил серию поездок в провинцию. 14 сентября он прибыл в Лион и нашел положение здесь вполне нормальным. Затем он посетил Марсель, где обстановка произвела на него иное впечатление.
Но и в Марселе, как и везде, никто не помешал де Голлю установить власть префектов и командующих военными округами, хотя среди последних нередко фигурировали кадровые офицеры и генералы, служившие в войсках Виши. Из Марселя де Голль поехал в Тулон, а 16 сентября был в Тулузе. Здесь, как писал де Голль, коммунисты создали «нечто вроде Советской власти». Это было, конечно, не так, ибо иначе де Голлю вряд ли удалось бы отменить распоряжение об отстранении жандармов, вновь доверить им охрану порядка и назначить вызванного из Марокко генерала Колле командующим военным округом. Затем он посетил Бордо, Сет, Орлеан, везде укрепляя «власть государства». 25 сентября он был в Нанси, в Лотарингии, где, как он сам признал, «общественному порядку ничто не угрожало».
Во время своих поездок де Голль невольно приходил к выводу о необходимости проведения тех самых демократических и социальных преобразований, которых требовало Сопротивление. Он писал в связи с посещением своего родного города Лилля: «Чувства и размышления уже давно привели меня к убеждению, что освобождение страны должно сопровождаться глубокими социальными преобразованиями. Но в Лилле я понял, прочитав на лицах людей, абсолютную необходимость этого. Либо мы, сочтя это своим долгом, постараемся побыстрей и в заметной степени улучшить жизненные условия рабочих и урезать привилегии богачей, либо исстрадавшиеся трудящиеся массы поднимут волнения, в которых Франция может потерять все лучшее, что у нее осталось».
В этом де Голль убедился еще больше, посетив затем районы угольной промышленности севера, затем Нормандию, Брие, Шампань. В течение нескольких недель де Голль объехал почти все крупнейшие центры страны. И везде он видел потрясенную социальную структуру, измученный войной народ и пылкие надежды на возрождение и обновление Франции. Однако главный вывод, который он сделал, опять носил на себе печать его классовой позиции. Он, по его словам, понял, что «впереди долгие и суровые испытания, которыми не преминут воспользоваться в целях демагогии различные партии и коммунисты с их честолюбивыми замыслами».
В чем же выражались эти замыслы компартии, которая своей героической борьбой в Сопротивлении, своими жертвами приобрела в народе трагически прекрасное звание «партии расстрелянных»? Эта самая крупная партия, самая организованная, имевшая в момент освобождения под своим контролем сотни тысяч вооруженных партизан, стремилась только к завершению освобождения, к восстановлению экономики, к демократизации страны. Ее требования не выходили за рамки программы НСС от 15 марта 1944 года. И она действительно боролась за реализацию этой программы. Но никаких намерений установить власть она не имела, да и не могла иметь, ибо это было бы авантюрой.
Тогда почему же он постоянно подозревал коммунистов в вероломстве, приписывал им заговорщические намерения, честолюбивые притязания? Прежде всего, это диктовал глубокий антиреволюционный инстинкт де Голля, который дополнялся несомненным политическим расчетом. Разве можно было найти лучшее средство завоевать расположение и преданность буржуазии, в том числе мелкой буржуазии, составлявшей половину населения страны, чем позиция защитника ее интересов? Чтобы пользоваться неограниченной властью в условиях восстановления элементарных норм демократии, де Голль должен был выглядеть спасителем страны не только от внешнего врага – фашизма, не только от внешних соперников – США и Англии, но и от врага внутреннего. А если его не было, то его надо было выдумать. Поэтому и рождается миф о таинственных, но крайне опасных революционных замыслах компартии, о подготовке ею заговора с целью захвата власти и установления «диктатуры пролетариата». Активно используются, таким образом, классовые предубеждения широких масс мелкой буржуазии.
Надо учесть еще и то, что в своих «Военных мемуарах», написанных в 1950–1958 годах, де Голль явно преувеличивал свои антикоммунистические тенденции периода освобождения. Мемуары были политическим документом, призванным снискать доверие господствующих сил, доказать способность вновь стать их спасителем. Этот расчет, кстати, как мы увидим в дальнейшем, в полной мере оправдался. А в то время, о котором идет речь, де Голль сотрудничал с компартией, хотя и в довольно ограниченных масштабах.
Это сотрудничество продолжалось и после изменений в составе Временного правительства, о которых было объявлено 9 сентября 1944 года. Коммунист Франсуа Бийу, который до этого был министром по делам оккупированных территорий, занимает пост министра здравоохранения. На посту министра авиации тоже попрежнему находится представитель ФКП. Кроме коммунистов в правительство входят теперь три социалиста, четыре радикала, три «народных демократа» (католика). В нем участвуют также восемь членов довоенного парламента. Заместителем де Голля назначается бывший председатель сената Жюль Жанпене, голосовавший в свое время за Петэна. В правительстве немало банкиров, предпринимателей (Дьетельм, Леперк, Мейер). Словом, это очень пестрое по составу правительство с весьма противоречивым направлением. Хотя в него входят коммунисты, это отнюдь не правительство Народного фронта с общей программой. Вместо программы есть высшая, попрежнему неограниченная власть генерала де Голля. Консультативная ассамблея, увеличившаяся вдвое, как и раньше, не может выносить решений, обязательных для правительства.
12 сентября, выступая во дворце Шайо перед восемью тысячами представителей организаций Сопротивления, органов государства, партий, профсоюзов, деловых кругов, де Голль в большой речи изложил свои планы. Он сказал, что его правительство будет управлять страной до тех пор, пока окончание войны, возвращение пленных и депортированных не позволят провести всеобщие выборы в Национальное собрание, которое решит дальнейшую судьбу страны. Многие намерения де Голля совпадали с программой НСС. Он обещал демократизацию, наказание предателей, конфискацию предприятий коллаборационистов, национализацию некоторых важнейших отраслей экономики, поддержание твердых цен, повышение жизненного уровня. Он даже объявил о своем намерении «сделать так, чтобы частные интересы вынуждены были отступить перед общественными интересами, чтобы важнейшие ресурсы национального богатства осваивались и использовались ради всеобщего блага». Но де Голль подчеркнул, что при этом правительство будет «поощрять во всех областях дух предпринимательства». Тем самым он дал понять, что не может быть речи об изменении социального устройства страны.
Де Голль провозгласил своей важнейшей целью обеспечение величия Франции путем укрепления ее международных позиций, как можно более активного и широкого участия в войне, проведение внешнеполитического курса, который позволил бы Франции принимать участие в решении будущего Германии и всего мира.
Речь де Голля аудитория встретила бурными аплодисментами. «Однако, – писал де Голль, – «политики», были ли это старые деятели или новые, выражали свое одобрение более или менее сдержанно. Чувствовалось, что с их стороны общее дело встретит всякие осложняющие задачу оговорки и действия». В своих предчувствиях генерал не ошибся.
