– Какой? – спросил Максим.
И через секунду сам же и ответил:
– Айон.
– Верно. Только айон «реанимирует» ритмы, и делает это стабильно долго. Кстати, теперь мы чуть лучше понимаем его природу. Совсем немного. Ты знаешь, что Крюков открыл айон совершенно случайно?
Максим помотал головой. Об этом он слышал впервые.
– Строго говоря, открытие принадлежит отцу Алексея, но общественности об этом знать не обязательно. Понимаешь, почему?
– Насколько я знаю, его отец умер. А живая легенда лучше мёртвой.
Госпожа Председатель кивнула:
– Да. Но Павел не просто умер – он совершил самоубийство. Постоянная боль его доконала. Он оставил предсмертную записку, в которой объяснял мотивы. Ещё в записке был описан последний эксперимент Павла. Он работал с нанобиотами и попытался записать на них свои воспоминания, эмоции… то есть ты понимаешь, Максим, что произошло, сколько случайностей слились воедино? Павел думал о смерти, в этот момент в нём содержались нанобиоты, которые вследствие эксперимента не погибли вместе с ним, а были помещены в контейнер. Но и это ещё не всё. Алексей тяжело перенёс смерть близкого человека и решил… – Госпожа Председатель грустно улыбнулась. – Прости меня, но это несколько… романтично, что ли. Алексей решил «вобрать» в себя, как он считал, сознание отца. Когда прошёл шок от исчезновения боли, Алексей разобрался в причинах, доработал концепцию – и вот мы имеем то, что имеем.
Максим внимательно слушал, поражённый рассказом. Оказывается, человечество сейчас существует лишь благодаря цепочке случайностей и духовного порыва скорбящего сына. Специально такое не придумали бы, наверное, до сих пор.
– Поэтому столь долгое время никто не понимал, что же такое айон. Мы научились его извлекать, но только сейчас начинаем понимать, что он такое, по крупицам собирая информацию. Согласно последним данным… не спрашивай меня, как это выяснили, я сама плохо представляю. Если интересно, поговори с Алексеем, он курирует этот проект. Так вот, айон – это чудовищный одномоментный всплеск эмоций. Это хорошо укладывается в концепцию «вечности в мгновении». Жизнь, прожитая за миг, вмещает в себе бездну эмоций. Если дать айон смертному человеку или ещё не прошедшему «столетний рубеж», он просто свихнётся от нахлынувшей волны чувств. У бессмертного же айон всего лишь нивелирует боль, возвращая ритмы к норме. Исследования связи ритмов с эмоциями уже ведутся, но пока безрезультатно.
Некоторые из учёных, кстати, склоняются к версии, что боль бессмертных и айон – явления совсем разной природы, хотя раньше считалось, что одно напрямую вытекает из другого. Я видела результаты экспериментов, которые должны это объяснять, но там сплошные формулы, а в них я не особо сильна. Получается интересная ситуация, на которую Крюков привёл следующую аналогию.
Представь, Максим, что ты находишься в тёмном трюме корабля. Морского судна. Ты не видишь ничего, кроме пятна света на одной из стен. В стене пробоина, из которой хлещет вода. Эта вода – твоя боль. В руках у тебя моток клейкой ленты – айон, – которая не очень-то подходит для устранения подобной поломки, но ты упорно, раз за разом, заклеиваешь пробоину. На какое-то время помогает, но потом вода срывает ленту. А где-то за конусом света, в темноте, есть все необходимые инструменты для починки. Но ты точно не знаешь, где именно, а если выйдешь за пределы света, то рискуешь потеряться и не успеть вернуться до того, как корабль потонет. Вот так.
Максима пробрало от мысли, что это действительно может оказаться правдой.
Крокус увеличился в размерах. Теперь он был похож на бильярдный шар. Госпожа Председатель выпила воды. Тон её голоса стал жёстче:
– Теперь перейдём к тому, о чём осведомлены только члены Совета и, возможно, некоторое количество людей, исследовавших вопрос самостоятельно.
– Госпожа Орлана, можно вопрос?
– Если ты хочешь знать, зачем я тебе это рассказываю…
– Нет, – впервые в жизни перебил её Максим. Орлана посмотрела на него с удивлением. – Я хочу знать, почему вы назначили меня советником. Я не считаю, что достоин этого звания, и если то, что вы говорите, могут знать только члены Совета Вечности, то…
– Этого мы тоже коснёмся, Максим. А пока слушай и больше не перебивай меня. Понятно?
– Понятно. Приношу свои извинения.
– Принято. – Госпожа Председатель снова сделала глоток. – Возвращаясь к последствиям. Главная проблема – синтетический айон. Да, Максим, мы считали его спасением, но вышло так же, как и с бессмертием, – последствия наступили не сразу.
В фабричном айоне – корень наших сегодняшних бед. Во-первых, именно благодаря ему человечество страдает от всевозможных психических расстройств. Эмоции синтеков – не настоящие, их жизни – тоже. Ни один бессмертный, потребляющий лишь натуральный айон, не страдает психическими заболеваниями. Таких крайне мало, но эти люди необходимы, и вот почему.
Вторая причина, почему айон синтеков плох, более пугающая. Человек, долгое время потребляющий его, глупеет. Я имею в виду буквально – со временем он станет идиотом. Даже после одного вдоха запускается процесс дегенерации. Если прекратить потребление такого айона, то процесс остановится, но после определённого порога – десятилетий употребления – он становится необратимым. Абсолютное же большинство бессмертных употребляет синтетический айон всю жизнь.
Госпожа Председатель взглянула на Максима:
– Довольно страшная картина вырисовывается, не так ли? Человечество в массе своей тупеет, но отказаться от фабричного айона не может. Перспективные люди, могущие в дальнейшем решить проблему бессмертия, превращаются в имбецилов либо ложатся в анабиоз. А те, кто пытается потратить всё отведённое им время на открытия, до того как мозг трансформируется в кисель, мучаются от психических болезней. Поэтому развитие цивилизации практически остановилось. Уже давно почти нет прорывов, сравнимых с бессмертием, нанобиотами и червоточинами. Нет, конечно, мы пытаемся находить умных людей, выдавая им гранты в виде обеспечения настоящим айоном, но ведь он не бесконечен! Так что в итоге над разгадкой и, в общем, над наукой работает очень узкий круг учёных, но рано или поздно, если выход не будет найден… бессмертные вымрут. На опустевшей Земле останутся только те, кто не принял бессмертия. И нет гарантии, что в конце своей короткой жизни они не соблазнятся вечностью, замкнув круг.
Максиму стало не по себе. Всего этого он не знал. Он вдруг вспомнил о Венлинг и о её психических расстройствах, хотя айон она ещё не принимала. Максим хотел сказать об этом, но подумал, что обычные проблемы психики никто не отменял.
Дождавшись паузы в речи Орланы, Максим спросил:
– Госпожа Председатель, но теперь мы нашли Редим. Это ли не решение?
– О да, – кивнула Орлана. – Редим оказался подарком. Такое совпадение кажется невероятным. Мы делаем на это ставку. Все запасы айона брошены на Экспедицию, и поэтому так важен успех. Провал означает гибель человечества – по крайней мере, того, каким мы его знаем сегодня.
