— Получается, они вообще изолированы от внешнего мира, — спросила я.
— Так это же удобно. — Собеседник пожал плечами.
— Кому это удобно? Вам? Вы соорудили нелепый памятник сиротству, вместо того чтобы потратить время, деньги и силы на ювелирную работу по устройству детей в семьи...
На улице все так же шел снег. Я включила «дворники», и они расчистили окошки на лобовом стекле (вылезать из салона и орудовать щеткой не было никакого желания). Все, можно ехать, подумала я и с удовольствием представила, как заеду сейчас к сестре, чтобы забрать дочку, а та будет уговаривать меня заночевать здесь же, у родни. Тося обожает собирать вместе всех любимых людей.
Комментарий психолога
Недоверие к иностранным, в том числе благотворительным, организациям в нас присутствует с советских времен, когда Запад противопоставлялся существующему режиму. За время «холодной войны», за время отсутствия контактов и обмена опытом западные страны в некоторых областях науки и культуры успели уйти далеко вперед. Этот разрыв особенно ярко проявляется в психологии и педагогике. Со времен Октябрьской революции и до 1936 года в Советском Союзе развивалась педология — «наука о детях», под эгидой которой проводилась работа по изучению психологии детей, а также физиологии, медицины и педагогики. В 1936 году было принято постановление ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе наркомпросов», осудившее педологов как «лжеученых» и упразднившее педологию. В результате психологию полностью отвергли, объявив «вредной и реакционной почти всю научную продукцию в области детской и педагогогической психологии, дефектологии, школьной гигиены и т. п.» (А.В. Петровский) и развитие психологии в нашей стране остановилось на долгое время. За этот период западные страны в области детской психологии и педагогики успели уйти далеко вперед. Ими накоплен большой практический опыт, которым естественно делиться с другими.
Сейчас времена изменились. Мы проводим отпуска за границей, ездим на автомобилях иностранного производства, покупаем иностранную продукцию. Но все еще страшно доверять «чужим» в том, что касается заботы, поддержки и помощи. Страшно принять помощь и оказаться слабым в глазах «более сильного и опытного» соседа. Гораздо легче контактировать посредством колбас и машин, чем непосредственно общаясь, делясь проблемами и неудачами. Но, может быть, проблема детского сиротства, тревога за будущее российских детей станет для нас стимулом, который поможет перешагнуть грань недоверия. Благополучие детей стоит того, чтобы расстаться с опытом недоверительных отношений.
От первого лица
Более 10 лет назад начал свою работу фонд благотворительной помощи детям-сиротам и инвалидам «Димас Дрим» (Diemaʼs Dream, «Димина мечта»), официально зарегистрирован в России в 2006 году. Его учредители — Мэри Дадли и Сергей Андрюшин — долгое время помогали в качестве добровольцев детям с тяжелыми и множественными нарушениями психофизического развития. Сейчас фонд оказывает поддержку более 300 детям-сиротам и инвалидам, находящимся в домах-интернатах разных городов России. В рамках программы «Центр социальной реабилитации» фонд «Димас Дрим» помогает семьям, имеющим детей с тяжелыми и множественными нарушениями развития. Также фонд осуществляет строительство городка для выпускников интернатов для умственно отсталых детей.
Мэри Дадли, основатель фонда «Димас Дрим»
Я начала заниматься добровольчеством в 14 лет и продолжаю этим заниматься по мере сил в течение всей жизни. С годами я начала осознавать, что успех любой системы общества основан на личной отдаче. Я никогда и не думала работать с детьми-сиротами с инвалидностью в России, просто так случилось. Толчком к этому послужил отважный маленький мальчик по имени Дима. Их было много — других сирот, которых я держала на руках, кормила, с которыми играла, но всегда мыслями я возвращалась к Диме. Я думала, каким могло бы быть его будущее, если бы он родился в США или Европе. Он мог бы стать инженером — кем угодно, но вынужден был находиться в инвалидном кресле. В этом состояло его «преступление» — родиться инвалидом в мире, который не ценит его ум только потому, что он физически нездоров.
Конечно, я много раз испытывала на себе настороженное или негативное отношение людей в России к своей деятельности. Я не уверена, что смогла изменить чье-то отношение или расширить сознание, но я пыталась. Некоторые люди оставались непоколебимыми, другие буквально рыдали, когда узнавали, что такие дети в России существуют.
Самое трогательное из моих воспоминаний — когда я показывала Кате снятое скрытой камерой видео об условиях существования одного сиротского приюта в Подмосковье. Катя была чуть старше меня и выросла в Советском Союзе. Мне было не по себе, что фильм настолько расстроил ее, и я извинилась, что показала его ей. Она повернула ко мне свое плачущее лицо и сказала: «Да, я расстроена тем, в каких чудовищных условиях находятся дети и как с ними обращаются. Но я еще более расстроена тем, что наше государство никогда нам об этом не говорило... возможно, мы могли бы помочь».
Я сама часто задаю себе вопрос, зачем мне это нужно. Я 14 лет занималась тяжелым трудом, помогая российским детям, без какого-либо материального вознаграждения. Я могла бы сказать, что делаю это, потому что это доставляет мне радость, но я часто чувствовала себя настолько расстроенной и беспомощной, что это не было бы до конца правдой. Наверное, я делаю это для замечательных русских людей, которые нам встречались и помогали по мере своих сил. Я делаю это, потому что я люблю Россию как свой второй дом. Я делаю это, потому что я хочу, чтобы у этих детей было будущее. Но главным образом... я просто делаю это потому что мне не все равно.
Зверинец
Давным-давно, еще во времена Брежнева, когда пошла мода на охоту, здесь появились первые вольеры. Если точнее, то это были всего лишь большие клетки, сделанные пьющими умельцами из соседней деревни за несколько бутылок водки. В клетках тогда держали кабанчиков для всегда успешной охоты местных начальников. Впрочем, в этих таежных краях охотой всерьез увлекались многие, даже начальственные граждане; в подставных трофеях нуждались только московские назначенцы. За зверьем поставили присматривать Савельича, он всю жизнь работал лесничим, недавно вышел на пенсию, но остался тут же, на кордоне, поскольку другого жилья у него и его жены Лиды не оказалось. Их оформили на рабочие ставки и оставили в лесничестве. Так получилось, что к Савельевым со временем стали приносить и привозить на постой и излечение самых разных зверей, которых подбирали лесничие и некоторые сознательные охотники: лосенка, такого маленького, что еще не мог обходиться без убитой мамы-лосихи, небольшую медведицу, угодившую в браконьерский капкан, лисенка — с той же бедой, а еще — филина и сокола (оба подранки). Лосенка баба Лида звала просто Лося, ласково растягивая первый слог, медведица стала Машкой, а лисенку дал прозвище приехавший на лето внук, без раздумий назвавший того Шуриком. Само лесничество с тех самых пор стали звать зверинцем, не в обиду, а по существу, чтобы сразу ясно было, о каком хозяйстве идет речь. Дaже на прокорм животным умудрялись выискивать какие-то резервы: то сена подбросят из лесхоза, то картошки, а то и какую-нибудь тушу, отобранную у браконьеров. Правда, это редко...
