– За-ши-бись! – Стюарт Кидд, осматриваясь кругом, стоял в прихожей квартиры Джаспера. – А лихо ты устроился!
Кенни Йервуд онемел. Род Демпси шнырял глазами, разглядывая обстановку. «Прикидывает, что почем», – сообразил Дин.
– Надеюсь, ты мне вписку не обнесешь, а, Род?
Род хохотнул, продолжая оценивающе рассматривать квартиру.
– Это правда твои хоромы? – уточнил Стю.
– Типа того, – ответил Дин.
– Прям как из «Плейбоя», – сказал Стю. – Телевизор. Стерео. А вертолетной площадки на крыше, случайно, нет?
– Квартиру купил отец Джаспера, вроде как вложился с прицелом на будущее. Джаспер за ней присматривает, а я присматриваю за Джаспером. Ну, как-то так.
– И где же твой Джаспер? – с напускным аристократическим выговором осведомился Кенни.
– В Оксфорде. Завтра вернется. И между прочим, он не стал бы высмеивать твое произношение.
– Пусть только попробует! – сказал Кенни. – Сразу в глаз получит.
Стю все еще разглядывал обстановку.
– Значит, ты кантуешься тут аж с января и только сейчас пригласил нас в гости?
– Дин не виноват, – сказал Род Демпси. – У артистов тяжелая жизнь. Столько дел, что посрать некогда.
– Кстати, это почти правда, – сказал Дин. – Эй, Стю, скидывай обувку. Здесь с этим строго.
– Еще чего! – возмутился Стю.
– Тут один паркет дороже, чем весь дом твоей тетки Нелли вместе со всем ее барахлом, – заметил Род Демпси, расстегивая пряжки на байкерских сапогах.
– Включая саму Нелли, – добавил Кенни. – Между прочим, она в свое время неплохо зашибала. Ну, надо сказать, там было за что. Как и твоя мамаша, кстати.
– Очень смешно. – Стю расшнуровал ботинки. – А поссать можно? Или ваш золотой унитаз тоже нельзя пачкать?
– Вторая дверь слева по коридору.
Стю отправился в уборную, а Кенни принялся изучать коллекцию пластинок.
– Рад за тебя, Дин, – сказал Род Демпси.
В Грейвзенде у него была сомнительная репутация. Заядлый прогульщик, в шестнадцать лет он угодил в исправительную школу, за то, что поджег машину муниципального инспектора по делам несовершеннолетних; в восемнадцать прибился к байкерам; в двадцать пошел на квартирную кражу, но сорвался с крыши и лишился глаза. Выйдя из тюрьмы, он оказался без дома, без работы и без гроша в кармане, но Билл Шенкс ссудил ему денег, и Род открыл ларек, где торговал байкерской экипировкой. А теперь у него байкерский магазин в Кэмден-Тауне.
– А я – за тебя, – сказал Дин.
– Ну, у каждого есть свой дар, главное – найти ему выгодное применение. Кстати, о дарах… – Из кармана косухи он вытащил жестянку лакричного монпансье «Нипитс» и вручил Дину.
В жестянке оказался кусок дури размером с большой палец.
– Пристегните ремни, мы готовы к взлету! – объявил Дин.
В Джасперовых колонках громыхал альбом «Are You Experienced»
[71]. Дин растянулся на косматом коврике, упиваясь басовой партией Ноэля Реддинга в «The Wind Cries Mary»
[72]. В темноте светился ночник – голландский гном по прозвищу мистер Кабутер
[73].
– Ну, рассказывай, рок-звезда, – попросил Кенни, передавая Дину косячок.
Дин затянулся, расслабленно поплыл.
– А чего рассказывать?
Стю сразу понял, что Кенни имел в виду.
– Сколько ты телок перетрахал в этих своих хоромах?
– Я же зарубок на кровати не делаю.
– Ну хоть больше десятка? – не унимался Кенни. – А как там твоя брайтонская парикмахерша?
Дин передал косячок Роду:
– Улетная дурь.
– Гильмендская, из самого Афганистана. Прятали в дверцах «фольксвагена». Могу организовать тебе по себестоимости, как старому приятелю.
До Дина запоздало дошло, что Род торгует не только байкерской экипировкой.
– Буду иметь в виду.
– Так, не тяни, – поторопил его Кенни. – Давай про парикмахершу.
Проснувшаяся совесть отвесила Дину оплеуху.
– Ну, мы с Джуд встречаемся… иногда.
– Везет же некоторым, – простонал Кенни. – Вот зачем я бросил музыку? Ненавижу свою работу. Начальник – мудак. В профсоюзе одни кретины.
– У тебя же есть деваха, – напомнил Стю.
– Угу. Только и знает, что мозги мне трахать, а как с ней – так ни-ни. – Дурь развязала Кенни язык. – Я ей говорю, мол, давай уже переспим, а она вся такая в слезы и гундит: «Не держи меня за дурочку, Кенни!» Вот если б я попал на «Вершину популярности», как Дин, бортанул бы ее и шарашился бы по Сохо, закидывался кислотой, телок трахал направо и налево – в общем, жил бы на широкую ногу. А в Грейвзенде – хоть вешайся.
– А кто тебе мешает как Дин? – спросил Род. – Тут как на тотализаторе: кто не играет, тот не выигрывает.
Кенни затянулся косячком:
– Будь моя воля, я б хоть завтра свалил в Лондон.
Дин хотел честно объяснить, что аванса, полученного от «Илекса», не хватает на то, чтобы выплатить долги «Лунному киту», магазину «Сельмер» и Рэю; что его доля авторских за «Темную комнату» существенно меньше трехнедельной зарплаты профсоюзного деятеля Кенни… но зависть приятелей проливалась бальзамом на душу.
– Ну, тут не все медом намазано…
– Ага, так я тебе и поверил. Сам-то живешь в Мэйфере… – Стив взял косячок, – тебя в телике показывают, и телка у тебя приходящая…
– Сплошное удовольствие, – заявил Кенни.
– А ты кого-нибудь из знаменитостей знаешь? – спросил Стю.
Дин сначала хотел ответить «нет», но тут в «3rd Stone from the Sun»
[74] вступила бас-гитара.
– Брайан Джонс считается?
– Брайан Джонс? Из The Rolling Stones?
– Еще как считается, – сказал Кенни. – Ни фига себе… Брайан Джонс.
Дурь ударила Дину в голову.
– Мы с ним часто пересекаемся на тусовках, болтаем о том о сем. Про гитары, концертные залы, лейблы. Кстати, между нами говоря, он чувак прижимистый, проставляться не спешит… – Полуправда быстро перерастает в ложь. – Не то что Хендрикс. Джими снимет последнюю рубаху и отдаст приятелям.
– Ты и с Хендриксом знаком?! – восклицает Кенни. – Да ну, заливаешь. Не верю!
