– Есть желающие закинуться кислотой? – спрашивает Джерри.
– Нам с Полом рано утром лететь в Денвер, – говорит Марти Балин. – Билл нас запряг.
– Я с кислотой не дружу, – говорит Эльф. – Позвольте откланяться.
– Я и сам такой же… – Свинарник наливает себе «Сазерн комфорт». – Мой последний трип был жутким кошмаром.
– А ты как, Джаспер? – спрашивает Джерри. – Только не говори, что «Здравый ум» и «Темную комнату» ты сочинил, накурившись «Мальборо».
– Если сравнивать рассудок с домиками трех поросят, то мой – явно не из кирпича, – заявляет Джаспер.
– Ух ты! – Свинарник поворачивается к Эльф. – Скажи, он вообще когда-нибудь отвечает на вопрос нормально?
Эльф ласково касается руки Джаспера:
– Он либо скажет, как отрежет, либо говорит загадками.
– Шизофрения – мой старый добрый друг, – поясняет Джаспер. – Так что трипов мне на всю жизнь хватит. А вдобавок меня с подругой пригласили на тусовку местные фотографы.
Джерри смотрит на Дина:
– На вас вся надежда, мистер Мосс.
«Что ж, рискнем».
– Я с вами, мистер Гарсия.
– Ты пробовал ЛСД?
– Нет, – признается Дин.
– В таком случае для первого раза я дам тебе дозу поменьше.
Эльф, Джаспер и Грифф собираются уходить.
– Присмотри за Дином, – говорит Эльф Джерри. – Хорошие басисты на дороге не валяются.
– Если нам вдруг приспичит прогуляться, мы возьмем с собой ангела-хранителя. А Дин переночует у нас на диване, чтобы не возвращаться в гостиницу затемно.
– Утром увидимся в студии, – говорит Дин.
– Сессия ровно в девять, – напоминает Грифф.
– Привези нам сувенир из астрала, – просит Джаспер.
– Кислота – как шоколадный набор с разными начинками.
Дин и Джерри сидят на подушках у низенького журнального столика с массивной столешницей из цельного распила.
– Любая доза кокаина из одной партии дает один и тот же эффект. Косячки из одной партии травки расслабляют одинаково. А одинаковые дозы ЛСД действуют по-разному. Во многом это зависит от общего настроя, поэтому не советую закидываться кислотой, если тебя что-то тревожит. Прервать трип невозможно.
«Мэнди Крэддок? Ее сын? Род Демпси? Мой отец?»
– Ну, у меня вроде все в порядке.
– Тогда возьми с тумбочки большой красный том. Жюль Верн.
Дин поворачивается:
– «Путешествие к центру Земли»?
– Положи его на стол.
Джерри открывает книгу на последней странице, приподнимает уголок нахзаца, вытаскивает из-под него небольшой коричневый конвертик и пинцетом достает желтоватый квадратик размером с почтовую марку.
– Это рисовая бумага, пропитанная дозой кислоты. Лизни большой палец.
Джерри опускает желтый квадратик на влажный палец Дина, а еще один берет себе:
– Ну, понеслись.
Оба кладут бумажные квадратики на язык.
Бумага в секунду растворяется.
– Скоро примчится волшебный ковер-самолет. Выбери пластинку.
Джерри кладет том Жюль Верна на место, а Дин находит альбом The Band «Music from Big Pink» и ставит вторую сторону. Джерри с Дином отбивают ритм, а потом «Chest Fever»
[178] взрывается органным соло.
– Охренительно играют, – говорит Дин.
– Да. Это орган «лори». Вообще, Гарт – секретное оружие группы. Кстати, очень классный чувак. Ну, ты как себя чувствуешь?
– Как будто мне нужно просраться.
– Твое тело ощущает приближение чего-то неземного и жаждет избавиться от земных тягот. Туалет вон там.
Дин идет и делает свои дела. Моет руки. Вода шелковистая. Сила притяжения ослабевает.
– Что, началось? – спрашивает Джерри.
– Молекулы воздуха прыгают у меня в легких, как попкорн.
– Пойдем в парк, прогуляемся.
Индейца зовут Чейтон.
– Наполовину навахо, на четверть сиу, а еще четверть – черт его знает, – говорит он Дину.
Они идут по улице, Чейтон держится чуть позади. Джерри рассказывает об окрестностях. Чейтон ступает мягко, как пантера, но излучает такое мощное энергетическое поле, что попрошайки, нищие и зеваки на Хейт-стрит сразу понимают, что приближаться не стоит. На Джерри шляпа с широкими полями и очки с зеркальными стеклами. К нему никто не пристает. Его сигарета пахнет шалфеем. Небо – нейтральная полоса между днем и вечером. Редкие облачка клубятся дыханием дракона. Три инверсионных следа складываются в треугольник.
Высокие окна боулинга распахнуты.
Дин слышит, как катятся шары и стучат кегли.
Мимо проходит девушка, оставляя за собой череду движущихся послеобразов самой себя. Дин завороженно смотрит на это невероятное зрелище. За каким-то бродягой тоже тянутся его копии. Хейт-стрит полна визуальных инверсионных следов.
Дин взмахивает рукой, и в воздухе раскрывается веер рук.
– Призрачнеешь? – спрашивает ядро кометы Джерри.
– Ага, – отвечает Дин.
«Призрачнею…»
Они пересекают Стэньян-стрит, проходят в кованые ворота парка, где цвета становятся вдвое, втрое, вчетверо ярче и сильнее. Зеленые кусты сияют зеленью, синее небо поет синевой, а гряда розовых облаков переливается бесчисленными множествами оттенков розового – и существующих, и не существующих.
– А кислота помогает дальтоникам различать цвета? – спрашивает Дин.
– Нет, – говорит Джерри, – но иногда чудится, что живешь не в реальности, а в ее описании.
– А можно я у тебя эту строчку позаимствую? Для песни…
– Если запомнишь, друг мой, она твоя.
Из пламенеющих кленов с треском вырываются алые и золотые сполохи, взлетают ввысь.
– Фигассе…
Все трое садятся на скамью. Длинные травинки извиваются. Дин присматривается к ним. Нет, они не двигаются. «Трава как трава». Как только он отводит взгляд, травинки снова начинают шевелиться и замирают, когда он на них смотрит. «Как озорник на уроке, когда учитель отворачивается».
– Значит, когда мы глядим на что-то, мы его изменяем, – говорит Дин.
– Поэтому мы никогда не видим вещи такими, какие они есть, – говорит Джерри. – Мы видим их такими, какие есть мы сами.
Большая собака тащит за собой девочку на роликах.
Куда Дин и Джерри, туда и Чейтон. Они останавливаются посмотреть на теннисный матч. Звук рассинхронен. Чпок ракетки по мячу слышен только после того, как удар сделан. В ходе матча игроки увеличиваются. Дин поворачивается к Джерри, но голова Джерри тоже распухает, как воздушный шар, и принимает нормальные размеры, когда тот выдыхает. Кожа теннисистов становится сначала молочно-белой, как у альбиносов, а потом прозрачной, как целлофан. Все на виду – вены, артерии, мышцы и сухожилия. Мимо пробегает борзая. Дин видит ее кости, сердце, легкие, хрящи. Чайка у мусорки – живая нажористая окаменелость.
