– А кто здесь живой мертвец? Кэсс, Джони и Грэм, Заппа – они все сочиняют песни и музыку, записываются, ездят на гастроли. У всех карьеры…
– Да, все верно. Но от настоящей жизни не сбежишь, как бы ни синело небо в чужих краях и как бы ни манили прекрасные цветы и клевые тусовки. В мечтах живут только те, кто в коме.
Из каньона к вершине холма долетает звон китайских колокольчиков.
– Замечательная речь, но я все равно не хочу возвращаться, – вздыхает Дин.
– То же самое ты говорил в Амстердаме.
– Ну, в Амстердаме я был под кайфом.
– Ага, а сейчас ты куришь «Данхилл».
Ночной ветерок полон цветочных ароматов.
– Кстати, спасибо тебе, – говорит Эльф. – За то, как ты повел себя на телестудии.
– Ты меня еще и благодаришь? За то, что нас теперь не пустят ни на одну телестудию?
– Ты за меня заступился. Таких мудаков, как Торн, женщинам обычно приходится терпеть, иначе их обвиняют в отсутствии чувства юмора или в неумении распознать комплимент.
– Это тебе спасибо за то, что отлупила его гитарой, – говорит Дин. – И за то, что выручила меня на концерте.
– Всегда пожалуйста. Только больше никакого кокса перед выступлением.
Дин морщится:
– Да я и сам не знаю, с какого перепугу нюхнул. Дуг – специалист по этому делу, а я вроде как за компанию.
– Ладно, проехали. У нас у всех сейчас новые впечатления. Все так быстро меняется…
Ухают совы.
– А где Джаспер с Меккой? – спрашивает Дин.
– Куда-то улизнули. Не пропадут, мы их еще увидим. Или услышим.
– Гнусная ложь. Джаспер не из крикливых, проверено на практике.
Эльф корчит рожицу.
– А как там Грифф?
– О, Грифф у нас голосистый. В отеле «Челси» такое вытворял, что хоть уши затыкай.
Эльф кривится еще сильнее:
– Я не про то. Просто хотела узнать, нашел ли он себе подружку…
– Ага. Отправился в вигвам любви, причем не один. А с кем – это секрет. – Дин затягивается косячком. – Слушай, можешь стукнуть меня гитарой, если я укурился и слишком много себе позволяю, но… а вот вы с Луизой…
Эльф молчит, потом спрашивает:
– Что?
«М-да, теперь уж назад не перемотаешь…»
– У Луизы золотое сердце, она умница и красавица, и, если я все правильно понимаю… в общем, вы с ней молодцы.
Эльф берет косячок у Дина.
– И что же ты понимаешь?
– Ну, во-первых, еще в Нью-Йорке Левон к вам относился очень трепетно, вроде как оберегал… А ты, как ее видишь, так прямо вся светишься. Ну и… пока ничего не отрицаешь.
Эльф затягивается косячком.
– А я и не собираюсь отрицать. Наоборот, я все подтверждаю. – Она с вызовом улыбается Дину. – Только, видишь ли, это наше с Луизой личное дело. В общем, я тебе доверяю.
– Мне нравится, что ты мне доверяешь. Это благотворно сказывается на моем поведении.
– А Джаспер с Гриффом что говорят?
– С Джаспером не поймешь, что он знает, а чего не знает. По-моему, он не удивится. За десять лет в школе для мальчиков, наверное, привык и не к такому. И Грифф тоже не удивится. Он и к Левону нормально относится, да и вообще, оказывается, джазмены очень свободомыслящие. В общем, с Гриффом будет как обычно: «Ага, Эльф сначала была с Брюсом, теперь вот с Луизой… понятно. Так куда ты там хотел вставить соло на барабанах?» Значит, Луиза у тебя первая… – Дин заминается, подыскивая слова.
– Так и скажи, «подружка».
Дин улыбается:
– Ну да.
Эльф тоже улыбается:
– Да, первая. И все просто волшебно. Странная штука – любовь. И дорожного атласа у нее не бывает.
В Лорел-каньоне ветер шелестит триллионом листьев и хвоинок. Ночь переливается синим, лиловым и черным, с бледно-желтыми пятнами ламп и фонарей. Дин думает о побережье, обрывающемся в океан.
– Я с радостью подсказал бы тебе дорогу, – говорит Дин чуть погодя, – но здесь я и сам чужой.
Восемь кубков
Дин балансирует, стоя на изножье широкой кровати, распахивает руки и падает – фу-у-у-х! – в пышное пуховое одеяло. Он вдыхает запах свежевыстиранного постельного белья… вспоминает прачечную в северном Лондоне. Переворачивается на спину. Модерновая космическая люстра, огромный телевизор в отдельном шкафчике, с дверцами, абстрактная картина в алюминиевой раме. Ничего подобного не было в его каморке у миссис Невитт. Британские аристократы, думает Дин, предпочитают допотопную корявую мебель, «роллс-ройсы», охоту на куропаток, кровосмесительные связи и произношение, как у королевы. Американские богачи просто любят богатство и не считают нужным кичиться своими деньгами перед беднотой. Дин проверяет, на месте ли визитная карточка Аллена Клейна. «Она – как виза, билет или страховой полис». Он никому не рассказал, что предложил ему Джеб Малоун на вечеринке у Кэсс. Об этом трудно говорить. «Извините, но тут дело такое, музыкальный магнат считает, что я – настоящая звезда, и готов дать мне четверть миллиона долларов…» Мысль о деньгах до сих пор греет душу. «Тогда заплатить лондонским шантажистам – все равно что купить пачку сигарет…» От Рода Демпси до сих пор ничего не слышно. Наверное, это хорошо. Или плохо. Или ни то ни другое…
Дин подходит к окну. Нью-Йорк вертикальный, Лос-Анджелес растекается горизонтально, как лужа, а Сан-Франциско волнистый – вздымается, опускается, выравнивается, снова опускается, вздымается и резко обрывается к заливу. Сетка городских улиц наложена на безумно крутые склоны. Большой телефон звенит протяжно и резко – дзыыыыыыыыынь! – а не скачками, как дома: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь. Дин с бьющимся сердцем берет трубку:
– Алло?
– Мистер Мосс, это гостиничный коммутатор, – говорит женский голос. – Вам звонят из Лондона. Мистер Тед Сильвер.
– А… да-да, соедините, пожалуйста.
– Минуточку, сэр.
Щелчки, шипение, треск.
– Дин, ты меня слышишь?
– Очень хорошо слышу, мистер Сильвер.
– Великолепно. Ну и как там Америка?
«Да какая разница?»
– Результаты анализа на отцовство готовы?
– Готовы, готовы. Определить отцовство не представляется возможным. У тебя первая группа крови. И у мисс Крэддок тоже. И у ее сына то же самое. Закон говорит, что отцом ребенка можешь быть ты или любой другой человек с первой группой крови. А первая группа крови – у восьмидесяти пяти процентов населения Великобритании. Так что понимай как знаешь.
«Ну и что мне с того?»
– И что теперь делать?
