– Ракетное топливо.
Дин втягивает кокаин в ноздрю, запрокидывает голову. Кокаин жжет, морозит и будоражит. «Как десять эспрессо за раз».
– Поехали!
– Чистейший продукт, правда?
– Да, в Англии такого не найдешь.
– Кит Ричардс строго придерживается двух основных правил: найди проверенного дилера и покупай лучшее. Иначе тебе подсунут всякую гадость, с крахмалом, детской молочной смесью или еще с чем похуже.
– А что может быть хуже крахмала? – удивляется Дин.
– Крысиный яд.
– А зачем дилеру травить своих клиентов?
– Ради прибыли. Или потому, что ему наплевать. Или он маньяк. – Дуг высыпает на «Ньюсуик» вторую порцию кокаина и объясняет: – Я тебя в два раза больше. – Он втягивает в ноздрю наркоту: – А-а-а-а-ах! – и жутковато, как-то по-лошадиному скалится, будто достиг нирваны.
«Я сочинил пару песен, – думает Дин, – их записали, а теперь вот он я… Я победил, Грейвзенд! Понятно? Я победил…»
Дуг запирает свой запас кокаина.
– Ну, пойдем, а то Левон решит, что я тебя заманил на кривую звездную дорожку славы и разврата…
Левон, Мекка и «Утопия-авеню» в полном составе стоят на лестнице, ведущей на сцену. «Трубадур» набит битком. От дыма не продохнуть. Кокаиновый кайф понемногу отпускает, но Дин все еще чувствует себя почти несокрушимым.
На сцене Дуг Уэстон говорит:
– В клубе «Трубадур» мы всегда знакомим жителей города падших ангелов с лучшими английскими талантами. Сегодня «Утопия-авеню» дает последнее из нынешней серии своих незабываемых выступлений в нашем городе. Я точно знаю, что Рэнди Торн вряд ли их забудет…
В зале смех и радостные восклицания. Дин сжимает ладонь Эльф, та в ответ пожимает ему пальцы.
– А еще я знаю, что «Утопия-авеню» очень скоро даст вторую серию концертов в «Трубадуре», потому что…
– Ты заставил их скрепить договор своей кровью и теперь они двадцать лет будут сюда приезжать? – выкрикивают из зала.
Дуг сокрушенно прижимает руку к сердцу:
– Нет, потому что у них будущее космических масштабов. Итак… – Он поворачивается к группе, собравшейся на верхней ступеньке лестницы. – «Утопия-авеню»!
Во вторник их встречали вежливыми аплодисментами, а сегодня публика восторженно ревет, свистит и улюлюкает. Дин и Дуг задевают друг друга плечом, и Дуг шепчет ему на ухо:
– Сокруши их!
Все занимают свои места. Дин смотрит в сумрачный зал с кирпичными стенами, на блестящие глаза зрителей и думает: «Они пришли сюда ради тебя, потому что сегодня ты – лучший в Лос-Анджелесе». Эльф, Грифф и Джаспер кивают ему. Дин подходит к микрофону и набирает воздуха в легкие:
Й-е-е-е-е-если жизнь согнет тебя дугой…
Голос взрывается – подпаленный, страдальческий, как у Эрика Бердона в «Доме восходящего солнца»…
Краем глаза Дин замечает знакомую фигуру. Кажется – точно! – это Дэвид Кросби, из The Byrds. Да, это его шляпа, его накидка… Дин пытается вспомнить следующую строку, но… она… исчезает.
«Что там дальше?»
«Как я мог ее забыть?»
«Я исполнял ее тысячу раз!»
«И что…»
В мозгу вместо слов – гулкое кокаиновое сияние. «Зачем я нанюхался кокса?!»
Дин в панике. Слов не вспомнить, хоть ты тресни. «Полный провал… все увидят, как я лоханулся… ни на что не способен… болван… обманщик… такому не место на сцене…», и глаза зрителей устремлены на него, и «позор… позор… позорище…».
– И зашвырнет в могилу… – звучит ангельский голос Эльф, как будто долгая пауза была намеренной.
Дин оборачивается к ней, думает: «Я тебя обожаю… Нет, не как бойфренд. Это чистая и светлая любовь…» Эльф кивает, будто говоря: «Всегда пожалуйста», и поет следующую строку:
– К таким же беднякам…
На слове «беднякам» вступают Дин и Грифф. Через четыре такта к ним присоединяется Эльф, и гитара Джаспера взрывается мощными аккордами.
Если жизнь согнет тебя дугой,
И продырявит в хлам,
И зашвырнет в могилу
К таким же беднякам,
Следующий рифф выходит смазанным – если бы пальцы были спортивным автомобилем, то надо бы проверить тормоза, – но слов Дин больше не забывает. «Вот как на духу, больше никакого кокса перед концертом!» Эльф и Джаспер присоединяются к припеву:
Я камень откачу, мой друг,
Я камень откачу!
Посильней толкну плечом
И камень откачу!
Так, вторая строфа про Ферлингетти. Дин уверенно, без лишних выкрутасов, касается струн «фендера», едва заметно отставая от ритма Гриффа, будто захмелевший гуляка, который понимает, что перебрал, и следует примеру трезвых.
Если Ферлингетти
Тебя в тюрьму запрет,
Если ты был на Гровенор-Сквер,
Где сборола анархия гнет.
И тут же понимает свою ошибку: должно быть «где сборол анархию гнет». «„Сборола анархия гнет“ означает, что мы победили… Черт, может, никто не заметит… А может, заметят…» Джаспер расцвечивает третью и четвертую строки припева замысловатыми переборами:
Откатим камень мы, друзья,
Мы откатим камень,
Поднимем на ноги тебя
И откатим камень!
Джаспер исполняет свое первое соло почти как в альбоме. Им выступать полтора часа, и, как посоветовал Эрик Клэптон, фейерверки лучше приберечь для второго отделения.
Если враг тебя ославит
И обвинит во лжи,
Не раскисай, дружище,
Всем правду докажи…
Эльф левой рукой играет на «хаммонде», а правой – на фортепьяно.
Ты камень откати, мой друг,
Ты камень откати,
Толкай, пинай что было сил,
Но камень откати!
Последнюю строфу Дин сочинил вместе с Эльф. Дину ужасно нравятся эти строки, но кокаин больше не придает ему уверенности, а наоборот, усиливает сомнения. Теперь ему кажется, что слова звучат слишком напыщенно. Дин выпускает «фендер» из рук, хватает микрофон обеими руками, будто душит курицу, которая отказывается подыхать.
