– В общем-то, да, – говорит Эстер.
– И как от него избавиться? – спрашивает Джаспер.
– К сожалению, его невозможно изгнать из твоей головы силой, – говорит Эстер. – А ты, наверное, именно на это и надеялся.
– Да, – признается Джаспер.
– Если применить силу, Эномото будет сопротивляться, – говорит Маринус, – и твой мозг будет необратимо поврежден. Твой незваный гость слишком глубоко укоренился – и неврологически, и психозотерически.
– А как же быть? – спрашивает Джаспер.
– Мы предложим ему сделку, – говорит Эстер. – Но даже если он согласится, тебе предстоит очень сложная психохирургическая операция.
– Нам надо с ним поговорить, – добавляет Маринус.
– Погодите, – взволнованно требует Джаспер. – А как я узнаю, успешно прошла эта ваша психооперация или нет?
– Если все пройдет успешно, ты проснешься здесь, в доме сто девятнадцать «А».
– А если нет?
– А если нет, то окажешься в Сумраке на Высокой Гряде, – говорит Эстер, – только на этот раз мы не сможем тебя остановить.
– То есть выбора у меня никакого? – спрашивает Джаспер.
Зал Последней хризантемы исчезает.
Потолок самый обычный. Комната просторная. Он на футоне. «А не на пути к Высокой Гряде». Пол деревянный. Джаспер мысленно проверяет голову: Тук-Тука – Эномото – больше нет. Он не изолирован, как раньше, а исчез. Его просто нет, как выдранного зуба мудрости или выплаченного долга. «Исчез». Занавески фильтруют дневной свет. Джаспер садится. На нем вчерашнее белье. Сложенная одежда лежит на кресле времен королевы Анны. Спальня обставлена скромно, но странно: свиток с изображением обезьяны, которая тянется к своему отражению под луной, книжный шкаф в стиле модерн, ковер с какими-то символами, старинный клавесин и бюро, на котором стоит чернильница и лежит авторучка. Тишина.
Джаспер встает, распахивает занавески. Пятый этаж. Манхэттенские крыши – где выше, где ниже, где косо. Вдали Крайслер-билдинг вздымает граненые бока к низким тучам. Моросит дождь. На полках книжного шкафа стоят книги на всевозможных языках: «О вечном» под ред. Джамини Маринуса Чодари; «Een beknopte geschiedenis van de Onderstroom in de Lage Landen»
[168] Х. Дамсма, Н. Мидема; «Великое откровение» Л. Кантильон; «О лакунах» Си Ло; а томик под названием «Récit d’un témoin de visu de la Bataille de Paris, de la Commune et du bain de sang subséquent, par le citoyen François Arkady, fier communard converti à l’Horlogerie»
[169] М. Берри поставлен так, что видна обложка, а не только корешок. На клавесине лежит соната Скарлатти. Джаспер поднимает крышку. Инструмент старинный. Джаспер читает ноты хуже Эльф, поэтому просто наигрывает вступление «Плот и поток». Звук хрупкий, звенящий, как стекло. Джаспер посещает туалет, потом одевается и, не найдя ботинок, идет к двери необутый, в одних носках. Дверь сдвигается в сторону. За ней – кабина лифта. Джаспер входит в кабину, и дверь лифта закрывается. На деревянной панели шесть кнопок в ряд: пять пустых, а шестая помечена звездочкой. Джаспер нажимает на нее и ждет. Не слышно ни лязга, ни скрипа, ни скрежета, как в лифте отеля «Челси». Ничего не происходит.
Джаспер открывает дверь лифта и видит элегантную бальную залу с высокими потолками и люстрами. За дальним концом длинного обеденного стола сидит Юй Леон Маринус.
– Выходи из кабины, – говорит он Джасперу. – У нас весьма своенравный лифт.
Джаспер входит в залу. В ней три огромных полупрозрачных окна. Большое зеркало на стене делает комнату в два раза больше и светлее. Джаспер привычно отводит глаза, потом снова смотрит в зеркало. «Одной фобией меньше». На стенах висят картины разных эпох, в том числе «Аллегория с Венерой и Амуром» кисти Аньоло Бронзино. Джаспер полагал, что она находится в лондонской Национальной галерее.
– Тук-Тука больше нет, – говорит он Маринусу. – Значит, все, что произошло вчера, – правда.
– Да, его больше нет. И все было правдой.
Маринус жестом приглашает Джаспера сесть за стол, снимает серебряную крышку с тарелки. На тарелке пошированные яйца, грибы и гренки из хлеба с отрубями. На столе стоят грейпфрутовый сок и чайник.
– Это мой любимый завтрак дома.
– Надо же. Не стесняйся, приступай. Ты, наверное, проголодался.
Джаспер внезапно осознает, что и в самом деле голоден, садится за стол и только после этого понимает, что они говорили по-голландски.
– Значит, вы психиатр, хоролог и лингвист.
– Я давно не говорил по-голландски, так что… – Маринус переходит на английский, – не буду больше терзать тебе слух. Шесть жизней назад я переродился в Гарлеме, но голландский очень быстро меняется. Надо бы съездить туда на пару месяцев, подучить язык. Может, Галаваци подыщет мне пост психиатра.
Джаспер посыпает пошированные яйца черным перцем.
– Вы правда перерождаетесь? Раз за разом?
– Да. Душа и разум – те же, а тело – новое. Ты ешь, пока не остыло, а то наш шеф-повар обидится.
У Маринуса на завтрак суп мисо и отварной рис. С минуту они едят в молчании. Без разговоров нормальные люди обычно чувствуют себя неловко, но Маринус – не Нормальный. Джаспер замечает, что Маринус читает русскую газету «Правда».
– А в предыдущей жизни вы были русским?
– Дважды. – Маринус утирает рот салфеткой. – Любая газета с названием «Правда», как правило, полна лжи. Но ложь весьма поучительна.
По тарелке Джаспера растекается оранжевая лужица желтка.
– Значит, Тук-Тук убрался без сопротивления, и психохирургическое вмешательство прошло успешно.
Маринус добавляет к рису маринованные овощи.
– Мы сделали ему предложение. И Эстер его убедила.
Джаспер наливает чай в веджвудовскую фарфоровую чашку.
– Какое предложение?
– В обмен на то, что он сохранит тебе жизнь, мы сохраним жизнь ему. – Маринус поднимает пиалу с рисом, берет палочки.
– Но как? У него же нет тела.
– Я нашел ему подходящее.
Джаспер ошеломленно смотрит на него.
– В июне в одном из городов на Восточном побережье умер подросток. От передозировки наркотиками. Душа его покинула тело, которое погрузилось в кому. Полиции не удалось установить его личность. Его никто не искал. В августе его кому объявили устойчивым вегетативным состоянием. Пребывание в американской больнице – дорогое удовольствие, поэтому было решено отключить искусственное жизнеобеспечение в эту пятницу. Однако же, – Маринус вытаскивает из кармана часы на цепочке, – примерно полтора часа назад неизвестный подросток пришел в себя. Врачи объявили это чудом – не самый большой комплимент психохирургическим способностям Эстер, но дело не в этом. Тело неизвестного подростка – последнее тело Эномото. В нем он проживет еще лет восемьдесят.
