– К тебе пришли, – говорит Джаспер.
Дин не сразу узнает в квелых, мертвоглазых призраках у двери Кенни Йервуда и его подружку Флосс.
– Привет! Сто лет не виделись, – говорит Дин.
Мысли бумерангом улетают ко дню митинга на Гровенор-Сквер и тут же возвращаются в настоящее. Дин понимает, что нет смысла спрашивать: «Как вы?» – потому что по парочке сразу видно: торчки.
– А Род Демпси не звонил? – с опаской говорит Кенни.
– Нет, давно не звонил. А в чем дело?
– Можно войти?
«Денег будут просить».
– Да, конечно, но мы с Джаспером собираемся уходить.
– Мы ненадолго, – говорит Флосс, озираясь.
Дин впускает их в коридор. У обоих за плечами рюкзаки.
– Гони наши тридцать фунтов, – заявляет Флосс.
«Какие тридцать фунтов?»
– Чего?
– Тебе Кенни одолжил в «Ту-айз», – напоминает Флосс. – В прошлом году.
– Во-первых, не тридцать, а пять, а во-вторых, Кенни, я их тебе отдал. В «Bag o’ Nails». Там еще Джено Вашингтон выступал, помнишь?
Кенни отводит воспаленные глаза.
– Нет, тридцать. – Флосс откидывает волосы со лба; на сгибе локтя ранки от уколов. – Только не говори, что ты без денег. Ты теперь знаменитость.
Дин спрашивает Кенни:
– Что происходит, дружище?
Кенни еле шевелит языком:
– Флосс, отвали на минутку.
Флосс уже не похожа на прежнюю, восторженную девушку-хиппи, с которой познакомился Дин. Она какая-то надломленная, резкая.
– Смотри у меня тут, – говорит она. – И сигареты гони.
– Ты выкурила последнюю в метро, – напоминает Кенни.
Дин достает пачку из кармана, предлагает Флосс сигарету. Она вытягивает полдюжины и выходит.
– Ты не думай, она не со зла, – говорит Кенни. – Ей просто очень стыдно. И мне тоже.
– Кенни, да что случилось?
Джаспер у себя в комнате наигрывает что-то на своем «стратокастере».
– Угости и меня сигареткой, – просит Кенни.
– Да бери всю пачку. Ну, что Флосс оставила.
У Кенни дрожат руки. Дин помогает ему прикурить. Кенни жадно втягивает в себя дым.
– Когда мы с тобой в последний раз виделись?
– В марте. На Гровенор-Сквер. Когда была демонстрация.
– Ну, после этого мы с Флосс подсели на джанк. Ты пробовал?
– Нет, я игл боюсь, – признается Дин.
– Так можно разогревать в ложке, а дым нюхать через соломинку… только ты даже не пробуй. Вообще никогда. Знаешь, вот говорят: «Не притрагивайся к наркоте», а как попробуешь, так сразу и осеняет: «А, сволочи, все наврали». Только джанк… вот чистая правда, к нему лучше не притрагиваться. В первый раз – такой кайф… нет слов. Типа кончаешь. С ангелами. Нет слов. – Кенни чешет изъязвленную ноздрю. – А потом тебя вроде как скручивает и хочется вернуть это ощущение. Нет, не хочется, а вот прям невтерпеж. Только во второй раз кайф уже не тот. Ну и понеслось. Десны кровят, всего ломает, сам себя ненавидишь, а ничего не поделаешь – надо уколоться, тогда почувствуешь себя нормальным. Я остался без работы, загнал гитару. Род дал нам пару мешков дури, мол, вы будете ее продавать, а я вам за это джанка подкину по хорошей цене. Ну, дурь мы держали в нашей комнате, под половицей.
– В хаммерсмитской коммуне, что ли? В «Ривенделле»?
– Не, ту разогнали, – морщится Кенни. – Род нас пустил к себе, у него есть укромное местечко на Лэдброк-Гроув. Там к нам никто не прикапывался. Приятель Рода круглосуточно охранял двери, так что Флосс было не страшно. Все, что мы зарабатывали с продажи травки, тут же спускали на джанк. Его ж все время надо… В общем, на прошлой неделе Род сказал, что ему надо припрятать кокс, попросил нас присмотреть за товаром, пообещал платить за это пять фунтов и унцию афганского беленького в неделю. Ну, то есть он у нас под половицей спрятал партию кокаина, а мы должны были его стеречь.
«Зачем Род Демпси доверил двум торчкам стеречь наркоту?» – думает Дин, боясь, что заранее догадывается об ответе.
– Мы такого чистого герыча вообще никогда не пробовали. Кайфанули… нет, не так, как в самый первый раз, а может, как в пятый или в шестой. Классно… А дня через два… – Кенни затягивается, будто хочет высосать жизнь из сигареты, – кокс пропал. Из-под половиц. Я Роду сразу сказал. А Род как с цепи сорвался. Наорал на меня, мол, я его за дурака держу. Только мы кокс не трогали. Жизнью клянусь. И своей, и Флосс, и чьей угодно. Да ни за что.
«Род Демпси сам его и умыкнул», – думает Дин.
– Я тебе верю.
– Короче, Род успокоился, а потом заявил, что мы с Флосс должны ему шестьсот фунтов. Я ему сказал, что мы и шести шиллингов на двоих не наскребем, где уж там шесть сотен фунтов. Тогда Род предложил нам с Флосс другой способ… – Кенни осекается; ему трудно об этом рассказывать. – На вечеринках.
– На каких вечеринках?
Кенни тяжело дышит.
– Вчера нас привезли в… ну, в какой-то особняк в Сохо, сразу за зданием суда. С виду приличный, все дела. Флосс сразу куда-то увели, а меня заставили принять ванну, побриться, дали джанка, и потом… какие-то три типа…
– Что?
– Тебе что, надо в красках все живописать? Сам не догадаешься? Как по-твоему, что они со мной сделали? По очереди… Ну, врубился?
«Накачали наркотой и изнасиловали…» – ошеломленно соображает Дин.
Кенни утирает глаза рукавом, затягивается сигаретой.
– А потом меня посадили в машину. Там уже сидела Флосс. Молчала. И я молчал. Зато водитель говорил. Сказал, что мы отработали десять фунтов из шести сотен. Еще пятьсот девяносто осталось. Велел забыть про полицию, потому что там все схвачено. А если мы сбежим, то придется расплачиваться нашим родным. Он показал Флосс фотокарточку ее сестры и сказал: «Ух ты, какая красотка». Нас привезли на Лэдброк-Гроув, мы сожрали мороженого со снотворным, а сегодня утром раздобыли метадон. Флосс сказала, что, если мы из этого дерьма не выберемся, она… наложит на себя руки. Она не шутит, я знаю. Я и сам об этом думаю.
– Может, здесь переждете?
– Род сюда первым делом заявится.
– А что ж ты сразу ко мне не пришел?
– Флосс думала, что ты мне не поверишь.
– Я не знал, что Род таким занимается, но… я видел, как он других подсаживает на крючок. Вдобавок такого не выдумывают, правда ведь?
В сумраке коридора Кенни хватает Дина за руку.
Дин вытаскивает из бумажника все деньги – одиннадцать фунтов – и отдает Кенни.
– Слушай, про героин… Я в этом не разбираюсь, но Гарри Моффат меня научил, что просто сказать: «Завязывай с тем, что тебя губит» – совершенно ничего не значит. Но если ты не завяжешь, то…
