– Спокойной ночи, папа. «Сладких снов…»
– «…Не корми во сне клопов!»
Эльф продолжает, связывая правильность со следующей правильностью. «Искусство и прямо, и вбок, и по диагонали…» Она проверяет мелодию в инверсии, накладывает аккорды верхнего регистра на басовые арпеджио. «Искусство – игра света…» Эльф сажает ноты на нотный стан, такт за тактом, в каждом четырехтактовом квадрате ставится вопрос или находится его гармоническое решение. Она пробует размер восемь восьмых, но в конце концов останавливается на двенадцати восьмых – двенадцать восьмых долей на такт. В мелодии фразы «…поля пролесок голубых…», в самой середине, Эльф наполовину опознает, а наполовину додумывает мотив «О Господь, Ты пастырь мой…», только в инверсии. В конце Эльф повторяет начальную тему. «Середина ее преображает, как опыт преображает невинность». Она исполняет композицию, должным образом варьирует темп, выдерживает все легато и расставляет динамические оттенки. Проигрывает все с начала до конца. Готово. «Есть что доработать, но…» Не натужно. Не глупо. Не чопорно. Ни слов. Ни названия. Торопиться некуда.
– А неплохо получилось, – шепчет она.
– Извините, – говорит кто-то над ухом.
Эльф поднимает взгляд.
– Мы закрываемся, – говорит бармен.
– Ох, простите. А который час?
– Четверть первого.
Наутро, когда Эльф и Беа спускаются в ресторан к завтраку, по выражению отцовского лица ясно: что-то неладно. «Имоджен…» – думает Эльф, но дело не в сестре. Клайв Холлоуэй кладет на стол газету «Телеграф», тычет пальцем в статью.
Эльф и Беа читают:
«УТОПИЯ-АВЕНЮ» В БЕДЕ
В воскресенье итальянские власти задержали в аэропорту Рима участников британской поп-группы «Утопия-авеню», хи- ты которой, «Темная комната» и «Докажи», вошли в верхнюю двадцатку чарта. Менеджера группы, Левона Фрэнкленда, обвиняют в нарушении финансового законодательства, а гитарист Дин Мосс арестован за незаконное хранение наркотиков. Британское посольство в Риме подтвердило, что оба обратились за помощью в консульство, но дальнейших объяснений представлено не было. Адвокат группы «Утопия-авеню», Тед Сильвер, сделал следующее заявление: «Дин Мосс и Левон Фрэнкленд не виновны во вменяемых им преступлениях, а не- состоятельность предъявленных им оскорбительных и не справедливых обвинений будет доказана в самом скором времени».
– Ох… – У Эльф едва не вырывается любимое словечко Гриффа. – Ох, господи.
– Вот так поворот, – говорит Беа.
– А ведь и ты там могла оказаться… – произносит отец негромко, чтобы не слышали посетители за соседними столиками.
– Ясно, почему на мои звонки никто не отвечал, – вздыхает Эльф.
– Надеюсь, теперь-то ты уйдешь из группы? – спрашивает отец.
– Папа, дай мне разобраться, в чем дело.
– Это «Телеграф». Здесь все написано.
– А как же презумпция невиновности? – напоминает Беа.
Звенят столовые приборы.
– Для сотрудников Национального Вестминстерского банка репутация – превыше всего, – еще тише говорит отец. – Того, чьи родственники замечены в нежелательных связях, там держать не станут. Наркотики? Финансовые нарушения?
– Только круглый дурак попытается пронести наркотики через аэропорт, – говорит Эльф. – А уж если ты патлатый парень с гитарой…
– Может, ваш Дин и есть круглый дурак. – Отец снова тычет пальцем в статью.
«Дурак-то он дурак, но не до такой же степени…»
– В Британии полицейские подбрасывают наркотики задержанным. Итальянская полиция вполне способна на то же самое.
– Британская полиция – лучшая правоохранительная организация в мире.
Эльф чувствует, что начинает злиться.
– Откуда ты знаешь? Ты объехал весь мир и сравнил?
– А если бы в статье упомянули Эльф? – говорит Беа. – А ее бы обязательно упомянули, отправься она в аэропорт вместе со всеми. Кому бы ты тогда поверил – ей или итальянской полиции?
Клайв Холлоуэй глядит на дочь поверх очков:
– Естественно, я бы поверил Эльф, потому что ее правильно воспитали. К сожалению, об остальных я такого сказать не могу. – Он складывает газету и говорит подошедшей официантке: – Английский завтрак, пожалуйста. И бекон прожарьте до хруста.
Бетани берет трубку, и Эльф опускает в щель телефона шестипенсовик.
– Бетани, это Эльф.
– Ох, слава богу! Ты знаешь, что случилось?
– Только то, что написано в «Телеграфе».
– Это лишь малая часть. Откуда ты звонишь?
– Из Бирмингема. Из гостиничного таксофона.
– Продиктуй мне номер, я перезвоню.
Спустя несколько секунд раздается телефонный звонок. Эльф хватает трубку:
– Рассказывай.
– Сначала хорошие новости. Джаспер и Грифф на свободе. Поселились в гостинице возле аэропорта. А теперь плохие: Левон и Дин задержаны. Гюнтер не пожалел бундесмарок, нанял лучших итальянских адвокатов и обещал позвонить, как только что-то прояснится.
– А где же Энцо Эндрицци?
– Загадочным образом испарился. Судя по всему, это подстава. Пресса проявляет огромный интерес ко всей этой истории. Эми Боксер подключила «Ивнинг стэндард» и раздувает всеобщий ажиотаж.
– Я даже боюсь спросить, на чьей они стороне?
– На нашей! «Телеграф», как обычно, держится особняком, но в «Миррор» опубликована статья под заголовком «Руки прочь от Дина, макаронники!», а в «Пост» – «Продажные итальяшки заманили британскую знаменитость в подлую ловушку». Приятель Теда Сильвера из министерства иностранных дел говорит, что итальянские власти решили начать кампанию по борьбе с «растлевающим влиянием иностранцев». Никто не ожидал, что поднимется такой переполох. Друзья и поклонники группы устраивают митинг у итальянского посольства в Мэйфере. Сущий кошмар для дипломатов.
Эльф чувствует, как поворачиваются шестеренки и сдвигаются рычаги.
– А мне что делать?
– Пока сидеть и не высовываться. Я пишу официальное заявление, в котором будет говориться, что ты в Англии, что благодарна за поддержку, оказанную «Утопия-авеню» в этот трудный час, и все такое… Имей в виду, если дело затянется, то репортеры тебя отыщут.
– О господи, только репортеров нам здесь не хватало!
– Вот именно. Как Имоджен?
Эльф не знает, с чего начать…
Из воспаленных глаз Имоджен катятся жгучие слезы. Эльф протягивает ей салфетку.
– Он знал, наверное… хотел позвать маму… ему было страшно… он… – Имоджен дрожит, сворачивается клубочком, как ребенок, пытается куда-нибудь спрятаться. – Вчера я услышала плач, молока полная грудь, темно, я полусонная, бреду по коридору и только у самой двери вдруг вспоминаю… а вся ночнушка мокрая, я хватаю этот проклятый молокоотсос, стою у раковины, молоко течет, я его смываю и… – Имоджен задыхается, не может вздохнуть, будто ее горе превратилось в астму.
