Не осмеливаясь ждать, я произнёс две странных, будто бессмысленных фразы. Оба моих новых гостя застыли, узнав слова.
— Как? — спросила Миллисэнт.
Я был не в настроении отвечать на вопросы:
— Не важно, как, — ответил я. — Теперь вы — мои, как и Карэнт. Преклоните колена, если поняли меня, — отдал я приказ. К моей радости, Дорон и Миллисэнт преклонили колена.
— Вы же имели ввиду их, верно? — с сардонической улыбкой спросил Карэнт.
— Верно, — уточнил я для него, а затем снова заговорил с остальными: — Встаньте. Нам нужно многое обсудить.
— Карэнт всё это время был твоей марионеткой, — пробормотала Миллисэнт, думая вслух.
— Был, — согласился я, — и теперь вы — тоже. Если я каким-то чудом добьюсь успеха, то я дам вам то, что вы желаете, когда всё закончится.
— Думаешь, ты понимаешь наши желания, смертный? — спросила она, бросая на меня любопытный взгляд. Её глаза сменили цвет, превратившись в море зелени.
— Он больше не смертный, — объявил Дорон, уставившись на меня с интересом.
Миллисэнт отмахнулась от ремарки своего несколько более недалёкого спутника:
— Его нынешнее состояние не имеет значения. До недавнего времени его существование было кратким и эфемерным, — сказала она ему. Снова сосредоточившись на мне, она продолжила: — Скажи мне, мертвец, чего, по-твоему, мы хотим?
Её отношение крайне раздражало, и на миг мне захотелось её наказать. Мой контроль над ней был абсолютным, что позволяло мне унизить её самыми разными способами, но я удержался. Она была слишком умной, чтобы её можно было усмирить ребяческими наказаниями.
— Я могу вас развоплотить, — просто ответил я.
— Это должно нас испугать? — дразнящим голосом ответила она.
— Это была не угроза, — объяснил я, — а награда, которую вы желаете больше всего.
Глаза Леди Вечерней Звезды расширились в ответ на это объявление, но вместо того, чтобы признать поражение, её разум решил прибегнуть к искусным опровержениям. Я видел, как шестерёнки завертелись в её голове. Прежде чем она смогла начать ещё одну дискуссию, я её отрезал:
— Больше никакой игры слов. С этого момента ты будешь говорить со мной уважительно, и сосредоточишь свою волю и усилия на достижении моих целей, — сказал я, и повторил свой приказ и Дорону тоже.
Оба поклонились:
— Да, Господин.
«Мне правда следовало быть вредным злодеем», — внезапно подумал я. «Было бы гораздо веселее, если бы я с самых первых дней пошёл этой тропой». Я в сотый раз подумал о своей семье, напоминая себе, что заставляло меня действовать. «Полагаю, сейчас уже слишком поздно начинать с чистого листа».
— Прежде чем мы начнём, мне нужны сведения. Кто-нибудь из вас знает что-нибудь о том, где сейчас Мал'горос?
Дорон молча покачал головой, а Миллисэнт ответила с улыбкой:
— Нет, Господин.
Карэнт был откровеннее:
— У нас нет никаких подозрений относительно его местоположения, но мы всё же знаем несколько мест, где его нет.
— Поясни.
Бывший бог правосудия кивнул, и начал вышагивать, одаривая нас своей мудростью:
— Мы точно знаем, что он не в Албамарле, и хотя он выслал часть своих сил для принесения ущерба в Ланкастере и Камероне, я думаю, что там его тоже нет.
— Откуда такие выводы? — спросил я.
— Опять же, я думаю, что это — простой вопрос наслаждения. Мал'горос в какой-то мере обладает тем же характером, что и я. Он играл с вами в кошки-мышки, чтобы продлить своё развлечение. Он хорошо осознаёт, что может сокрушить вас в любой момент. Зачем ещё ему посылать своих ослабленных слуг сражаться в столице, докучать вашим союзникам? Он легко мог бы дать им силу, сделав их могущественнее. С небольшой добавкой они сумели бы таки уничтожить сторонников Принцессы.
— Кстати говоря… — начал я, позволив своим словам повиснуть в воздухе.
— Они добрались до Ланкастера, — успокоил меня Карэнт. — Ваши существа их не тронули, то ли по чистой случайности, то ли по вашим приказам, этого я не знаю. Трэмонт изо всех сил старался поймать их в Мировой Дороге, но несмотря на его усилия и помощь ослабленных Тёмных Богов, он потерпел полную неудачу. Ну… почти полную.
Я поднял бровь — иногда Карэнту нужны были драматичные паузы и толика поощрения, чтобы он поведал свои рассказы в их полноте.
— Ваш рыцарь, Торнбер, был убит во время побега, — сказал он без приукрашивания.
У меня выпучились глаза. Ну, по крайней мере, ощущение было именно таким:
— Что?!
Он быстро передал основные факты, причём не показал ни намёка на радость, хотя я подозревал, что Карэнт в тайне получал от этих новостей удовольствие.
— Откуда ты узнал об этом?
— Из вторых рук, милорд. Я подслушал, как кто-то из слуг Трэмонта обсуждал это уже после того, как всё произошло. Торнбера раздавило воротным камнем, перекрывающим путь в Ланкастер.
Ворота, которые сделал я.
— Они двигаются недостаточно быстро, чтобы кого-то поймать, — возразил я.
— Судя по тому, что я слышал, он попытался не дать им закрыться. Добрый герцог решил затопить дорогу, пока ваша семья и друзья всё ещё были внутри, — объяснил Карэнт.
Воротные камни были огромными монолитами, и если одному из них что-то мешало двигаться, то сила чар добавляла дополнительное давление. Они питались от Бог-Камня… никто, даже Рыцарь Камня, не мог надеяться остановить или даже задержать их спуск. Я построил их без каких-либо ограничений.
— Ты сказал, что остальные спаслись. Дориан был последним?
— Первым, милорд, он какое-то время держал ворота… пока те его не раздавили.
Как мой друг сумел это сотворить, я понять не мог. Мои эмоции бушевали внутри меня, и я обнаружил, что вцепился обеими руками в это неверие, чтобы избежать столкновения с ними. «Это я виноват. Я построил ворота, и я отдал контроль над ними». Я стал ходить туда-сюда. Гнев и горе боролись за моё внимание, но поскольку мои глаза потеряли способность выпускать слёзы, я был склонен всё же к гневу.
— Кое-кто об этом пожалеет, — объявил я.
— Учитывая ситуацию, пожалеете скорее вы, чем Мал'горос, — посоветовала Миллисэнт, прежде чем добавить: — Господин.
Внезапный порыв отдать несколько болезненных приказов застрял у меня в горле. Я снова чуть не был сломлен полными насилия мыслями. «Я не такой». Намеренно сделав вдох, я проигнорировал её, и повернулся к Карэнту:
— Какой совет ты мне дашь?
— Идти в Ланкастер, забрать семью, и исчезнуть. Путь наименьшего страдания — прятаться как можно дольше, — сразу же сказал он.
