– Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты жила. Это – единственный шанс…
Боец же всё это время переводил. На автомате, заворожённый странным поведением командира. Даже тем, о чём тот переговаривался с главой ЧВК.
Секунда. Другая. Третья.
Они смотрели друг другу в глаза. Она с ненавистью. Он с жалостью и сожалением. Его рука задрожала, а палец начал медленно прожимать спусковой крючок. По доле миллиметра. Было больно и тошно как никогда. Дерьмовая работа. Да, они по горло в крови, но делают хорошее дело, потому что революция прольёт ещё больше крови. Уже пролила. Тем более – такая. Он ненавидел себя за эту работу. Своего командира. Шаха. Императора. Но больше всего ненавидел англичан, которые вооружили и снабдили деньгами эти силы. А потом ещё и накрутили их. Кызылбаши были дурными и очень архаичными, но в целом управляемыми. Но не тогда, когда их свели с фундаменталистами, сумевшими, смазывая слова деньгами, объяснить им, кто виноват во всех их бедах. И что нужно всего лишь вырезать всех иностранцев, неверных и еретиков…
– Ты поможешь мне похоронить отца? – прошептала эта девушка, не отводя от него глаз.
Он сразу отвёл пистолет от неё и спросил главу ЧВК:
– Сколько у нас времени?
– Час точно есть. Ждём сведений от «Венатора
[17]».
– Ты понимаешь, что, если попытаешься напасть на меня или на парней, нас обоих расстреляют? Я гарантирую твою жизнь своей. Понимаешь?
– Да, – произнесла девушка. – Ты поможешь мне похоронить отца?
– Да.
– Будь с ней аккуратен, – тихо произнёс глава ЧВК, хмуро глянув на бойца, что переводил, чтобы тот в этот раз помалкивал. – Она не в себе. Возможно, ей важно только похоронить отца, а всё остальное – нет. И сразу после погребения она нападёт на тебя. Будь готов.
– А зачем? – удивился Семён.
– Как зачем?
– Если даже я отобьюсь, всё равно вы меня расстреляете.
– Дурак ты, Семён!
– Поверь… я действительно иначе не могу. Никогда ничего не просил. А тут… накрыло…
– Ладно. Понял. Действуй.
Янковский взял с собой бойца-переводчика, и они взялись за дело. А глава ЧВК отозвал кивком головы остальную часть взвода Янковского и тихо им сказал:
– Приглядывайте за ним. Если что, валите. Бабу валите. Семёна не трогать. Он не в себе из-за неё. Чертовщина какая-то.
– Может, сразу её? Ну, того?
– Сначала посмотрим… посмотрим, да…
Труп отца девицы закопали. А девушка, пока закапывали, сидела рядом и чуть покачивалась вперёд-назад, лишь изредка вздрагивая от выстрелов. Но вот дело сделано. Семён глянул на неё. Пустой, отсутствующий взгляд. Посмотрел на часы. Время ещё не поджимало, но требовалось собираться.
Он подошёл и осторожно тронул её за плечо. Девушка от этого так вздрогнула, словно её током ударило. Отшатнулась. И с ужасом в глазах обернулась.
– Пойдём. Пора уходить, – сказал Семён, и боец перевёл.
Она покачала головой.
– Почему?
– Я не могу… – ответила девушка. – Сделай что должен. Прошу. Не тяни. Мне очень страшно, и мне тошно от этого чувства. Прошу. Убей.
– Ты же пообещала…
– Нет. Я ничего не обещала. Я просто просила похоронить отца.
Они смотрели друг другу в глаза. Молча. Она была такая завораживающе красивая. Такая чужая. Такая не его… В груди защемило. В голове всё как-то поплыло, а в ушах зашумело, смазывая звуки и отсеивая их в изрядном количестве. Как-то разом исчезли слова, превратившись в белый шум.
Семён отвернулся и медленно пошёл прочь. Мутным, ничего не понимающим взглядом он увидел командира ЧВК, который отрицательно покачал головой, смотря куда-то в сторону. За спиной раздался выстрел и звук опавшего тела. От чего Янковский еле устоял на ногах. И, не оборачиваясь, пошёл к грузовику. Боль… пустота… обида… Шаг. И нога не выдержала, он припал на правое колено и замер, переводя дух… пытаясь отдышаться от навалившихся на него удушливых эмоций…
Его личная жизнь не сложилась. Красавица-мулатка, которую он привёз с Кубы, загуляла от него, пока он был в Маньчжурии. Пришлось выгнать. А другой страсти он пока не встречал. До сегодняшнего момента не встречал. И лучше бы прошёл мимо, потому что эта встреча выжгла ему душу. Он ярко вспыхнул и выгорел в какие-то считаные минуты… Никогда, ни к какой женщине он не испытывал такой страсти. Никогда… тем более – с первого взгляда.
Рядом подошла пара бойцов, которые тащили какое-то тело. Подошли. И бросили тело перед ним. Он не сразу понял, кто это. Перед глазами всё плыло. Но поняв, осел и на второе колено. Это была она. Зачем они притащили сюда её труп? Чтобы сделать ему больнее? А потом тут же и добить из жалости? Но тут ему показалось, что тело чуть зашевелилось. Он весь как-то собрался и устремился к ней. Начал осматривать, ощупывать, выискивая рану. Наконец он добрался до лица, залитого слезами, полного ужаса и с трясущимися губами. И в порыве эмоций сгрёб девушку в объятья, крепко прижимая к себе. Та, секунду спустя, тоже обняла его. Обняла, уткнулась в него лицом и навзрыд запричитала, бормоча что-то. Он не понимал ни слова. Но ему было до жути приятно чувствовать её объятия и слышать её голос.
– Семён, – произнёс глава ЧВК, подойдя. – Мы её припугнули. Просто выстрелили рядом. Вот она и сомлела. Будь с ней осторожнее. Понимаю, что тебя накрыло. Но… это опасно. Очень опасно.
Однако всё обошлось. Девушка явно испытывала какой-то запредельный стресс, поэтому не отцеплялась от него и всюду следовала по пятам. А дальше, как добрались до места базирования, и того больше…
В Персии ЧВК просидели довольно долго. Просто в качестве местного пугала. Пока они были рядом с престолом, покушаться на него не смел никто. А потом – примерно за год до Большой войны – их вывели в европейскую часть России. И начали готовить к участию в операции «Переправа».
Но Семёна это уже не привлекало, как раньше. Война… война… он просто устал от неё. Он скопил уже подходяще денег, чтобы больше не воевать. Тем более – дома его ждала женщина, в которой он души не чаял. Как тогда увидел, так и пропал. И если сначала она была сломлена и испугана, то потом… видимо, почувствовала его отношение и стала отзываться, принимая его чувства. В конце концов не так-то и просто оказаться в одночасье совсем одиноким человеком на свете, потеряв не только близких, но и вообще всяких родичей. А тут такое чувство. Она привязалась. Она смирилась. И приняла свою судьбу. Благо там и дети пошли один за другим. А чтобы не гуляла, как предыдущая, Семён маму приглядывать поставил. Да и не стала бы эта. Другая культура. Другой характер. Другие обстоятельства…
