Самым интересным стало утро.
Оказалось, что «неизвестные» разослали во все ведущие газеты Санкт-Петербурга сенсационные известия. Кому-то о том, что Николая II убил собственный наследник. Кому-то – что французы. Кому-то – что средний сын или даже младший и даже жена. В общем – всем свою версию. Но везде было только одно общее: Император мёртв, его убили.
Та ещё провокация. В случае его реальной смерти она могла бы заварить удивительно кровавую кашу. Впрочем, те люди, что всё это рассылали, к утру куда-то пропали. Все-все. Имперская контрразведка действовала очень жёстко, решительно и быстро, применяя методы военно-полевого допроса. Так что первые лучи солнца освещали совершенно пустой особняк английского посольства, где не было ни души. Задержали и вывезли на базу под Санкт-Петербургом всех, включая самого последнего истопника.
Ярослав активно говорил, сдавая всех… вообще всех, будучи потрясён до глубины души тем, что произошло в кабинете отца. А Имперская контрразведка и рада стараться, накрывая подпольные клубы, выходя на «поставщиков», вскрывая и вычищая этот гнойник до самого донышка.
В этот раз Император не проявлял показного гуманизма. В этот раз никаких трудовых лагерей. Всех… всех, кто проходил по этому делу и оказывался замешан, «кололи», без оглядки на сохранение товарного вида, и убивали, сваливая в братскую могилу. В большой овраг. Включая тех чиновников и сотрудников службы безопасности, кто покрывал деятельность Ярослава и его компании. Без жалости. Без сострадания. Рядовых-то сотрудников, понятно, не трогали, так как не они принимали решения. Но всех офицеров, что молчали, пустили под нож. Такое прощать нельзя. А потом, когда экстренное следствие закончилось, туда, к уже затухшим трупам вывезли Ярослава и имитировали расстрел.
Дескать, он последний.
Велели раздеваться догола. Поставили на край оврага и вывели комендантский взвод. Тот выстрелил в него холостыми патронами. Обмякшего, потерявшего сознание парня увезли приводить в чувство. А овраг с трупами бульдозером засыпали толстым слоем земли. И распорядились наваливать сверху мусорную свалку, чтобы вонь перебивать. Ну и так… символично для тех, кто в теме…
Самым удивительным оказалось то, что Великобритания промолчала. Она не сказала ни слова. Вообще. Ну исчезли несколько десятков её подданных и нанятый ими персонал, в том числе и публичные лица. И что? Подумаешь? Всякое бывает.
Совсем молчать-то, конечно, она не смогла. И если про покушение на Николая Александровича и говорить было нечего (так как этот вопрос вообще никак не обсуждался публично ни одной из сторон), то смерть президента Франции вызвала в ней бурный отклик, вылившийся в красивую и даже в какой-то мере пафосную речь о том, что «это великая трагедия для всех нас…»
Николай Александрович тоже промолчал.
О чём вообще тут можно говорить? Да, покушались. И что с того? Но виноват-то он сам. Запустил дела… запустил…
Спустя пару недель вся семья вновь собралась за одним столом, включая Ярослава и Святополка. Средний сын сидел бледный и на удивление молчаливый. А старший… он даже глаз поднять не решался. Вежливый. Тихий. Слова не скажет, если не спросишь. Рядом сидела его будущая супруга, исподволь бросающая на вполне благожелательного Николая Александровича испуганные взгляды. Потому что лицо его дружелюбно улыбалось, а в глазах был ТАКОЙ лёд… да и всё окружение её жениха куда-то исчезло. Раз. И по мановению волшебной палочки буквально за пару дней все, с кем тот рос, все, с кем он столько общался, исчезли. Просто исчезли. Словно сквозь землю провалились.
Невеста дома Айсинь Гьоро тоже обратила на это внимание. Но в Китае, в отличие от Японии, подобное было вполне в норме вещей. И особого ума ей не потребовалось, чтобы понять суть произошедшего. Поэтому – в отличие от японки и Ярослава со Святополком – она посматривала на Императора с уважением. Страхом, да, но ещё и с уважением…
Глава 4
1914, июнь, 22, Санкт-Петербург
Пока в Санкт-Петербурге шла достаточно потная и кровавая чистка, вызванная попыткой государственного переворота, в армии шло всё своим чередом. Император выжил. И он продолжил гнуть свою линию, не мешая генералам воевать. И те воевали.
Получалось, правда, не очень…
Основные силы Северного и Центрального фронтов пока ещё не высвободились и сковывались миллионной армией, капитулировавшей в Западной Пруссии. Вот уж поистине выходило как в старом анекдоте:
– Я медведя поймал!
– Так тащи сюда.
– Не могу.
– Так бросай.
– Не пускает.
Формально войска сдались. Формально никаких боёв не шло. Формально инженерно-сапёрные подразделения сдавшихся германских соединений совместно с российскими спешно восстанавливали железнодорожные пути, чтобы в Западную Пруссию поехали со стороны России эшелоны с продовольствием. Но всё это было так не быстро… всё так долго и мучительно. И уйти не уйдёшь. И взять не возьмешь.
А ещё – довольно крупная группировка Австро-Венгрии нависала над южным флангом Центрального фронта. И бои, несмотря на все усилия, там ещё шли. Оборонительные. Наступать на таком узком фронте выглядело сущим безумием. Мясорубкой. Не иначе. В Вене, может быть, так же думали, но всё одно – пытались. Что сковывало много войск.
Поэтому пришлось работать очень ограниченными силами в попытках как можно скорее прорваться к Берлину. Да, письмо, отправленное супруге Вильгельма II, было подлогом. Ну так, серединка на половинку. Точнее, даже не подлогом, а подстраховкой. Если удастся с ходу взять Берлин, то оно будет лишним. А если нет? Мало ли, что-то пойдёт не так? И оно пошло.
Танковый полк, подкреплённый пехотной дивизией Имперской гвардии, попытался обойти германские войска с фланга. Очень уж не хотелось вновь лезть в лобовую атаку. Это ведь были, по сути, последние доступные прямо вот сейчас войска. Больше не имелось. А значит – что? Аккуратнее надо быть. Тем более что после боёв в Восточной Померании у него из двухсот шестнадцати осталось всего сто двадцать восемь машин. Да, далеко не все оказались безвозвратно потеряны. Но наступательный потенциал полка резко сдулся, что также наложило свой отпечаток. В основном – мелкие повреждения ходовой. Однако не суть. Потому как по факту эти машины были не на ходу и принять участие ни в чём не могли, кроме обороны. Да и там только как неподвижные огневые точки. В общем – не вариант.
Немцы же агрессивно маневрировали. Насколько могли, опираясь на свою железнодорожную сеть. Новый глава Генерального штаба не сильно хотел следовать за своим предшественником. Поэтому старался.
Наконец, после нескольких дней напряжённых манёвров, войска вышли к Эльбе, где и произошло вынужденное встречное сражение. Тяжёлое и очень потное. В танковом полку осталась всего двадцать одна машина, да и пехотная дивизия очень сильно просела, потеряв до трети личного состава. Однако германские войска оказались разбиты и спасались бегством, отходя в беспорядке.
