С этими словами Иосиф встал и, чуть пошатываясь, отправился к полевой кухне. А «неврастеник» начал, чуть закусив кончик языка, писать о мистической компоненте подвига. Ему невероятно понравилось то, что сказал этот грузин. Это только убедило Адольфа в сверхъестественной природе таких поступков. Ведь гордость – грех. А значит – что? Настоящий герой не должен бегать и на каждом углу кричать о своих подвигах. Да и удивительное внутреннее спокойствие, какое всеми силами демонстрировал Иосиф, ему тоже пришлось по душе. Он прямо влюбился в этот образ, который они вместе только что сочинили…
А наутро следующего дня штурм закончился. Просто закончился. Как и осада.
Не имея ни малейшего желания стачивать свои войска в бесконечных штурмах, Его Императорское Величество распорядился применить «малышей». Большие бомбы массой по двадцать тонн каждая. Их было изготовлено очень немного. Но всё равно их все загрузили в дирижабли, что базировались возле Варшавы, и отправили в Перемышль, добрав оставшуюся грузоподъёмность бомбами помельче.
Часов в десять утра 29 апреля в небе рядом с крепостью появилась небесная эскадра этих, разукрашенных под чудовищные акулы, воздушных судов. Они шли кильватером. Высоко. Но их размеры позволяли недурно разглядеть их даже невооружённым глазом.
Все солдаты на русских позициях побросали, если могли, свои дела и уставились на это чудо. Когда ещё им удастся посмотреть на столько военных дирижаблей одновременно? А операторы Адольфа крутили ручки кинокамер, снимая их подлёт.
Зрители собрались.
И шоу началось сразу, как только головной мателот подошёл к крепости. От него отделился какой-то крупный предмет и полетел вниз. Секунда. Другая. Третья… Двадцатая… Двадцать пятая… Полторы минуты… две… две тридцать…
И взрыв.
Нет. ВЗРЫВ!!!
Он потряс всех присутствующих. Это было что-то невероятное. Казалось, что вся крепость разлетится в пыль от такой мощи. А следом ещё, ещё и ещё. Эти чудовищные взрывы следовали один за другим, обильно сдабриваясь своими друзьями поменьше – от бомб в пятьсот и тысячу килограммов, просто теряющихся на фоне этих титанов. Они выглядели мелкими, едва различимыми пуками
[80].
Флот дирижаблей прошёл. Заложил правильный разворот. И начал уходить обратно – к Варшаве. Но на него никто не смотрел теперь. Все смотрели на крепость. А точнее – на её руины.
Но долго рассиживаться людям не дали.
Раздались свистки унтеров, и Имперская гвардия опять перешла в наступление. В бой пошёл и Иосиф. Как легко раненный, он сам был вправе решать: оставаться в тылу или всё-таки идти в бой. Пулемёт выдали новый. И тащить его было очень непросто. Но он, стиснув зубы, всё равно шёл вперёд. Тем более что, учтя опыт вчерашней атаки, никто не медлил. Имперская гвардия просто рвалась, стараясь как можно скорее достигнуть укреплений… того, что от них осталось.
Но это было излишним.
Люди в крепости оказались либо убиты, либо ранены, либо контужены. Без исключений. Поэтому никто внятного сопротивления оказать не мог.
Это всё выглядело страшно. Очень страшно.
Адольф со своей группой операторов в этот раз также побежал в атаку. Теперь ходил с бледным видом. И всё шептал о каком-то гневе богов.
Камни были расколоты. Здания лежали разваленные. Чудовищных размеров дымящиеся воронки. И люди… он никогда не видел людей в таком состоянии. У кого-то были полные ужаса, ничего не видящие глаза. А у кого-то пустые, лишённые всякой осмысленности. Какие-то австрийские солдаты сидели и как-то дёргались в своём ритме, словно заевший механизм. Кто-то так и вообще сидел и пускал слюни с самым что ни на есть блаженным видом. Были и те, кто пережил бомбардировку нормально. Ну… относительно нормально. И даже пытался сопротивляться. Что непросто даже с лёгкой контузией. Однако наибольшее впечатление на Адольфа произвели именно эти – психологически сломанные – люди. И он снимал их, снимал… невольно пропитываясь тем чувством ужаса, который они испытали…
Крепость Перемышль пала.
В самом прямом смысле слова пала. Потому что после ТАКОЙ бомбардировки её нужно отстраивать едва ли не с нуля. Но главное – другое: целая армия Южного фронта, что сдерживалась этим укреплением, освободилась. И смогла пройти вперёд, создав угрозу флангового удара и даже тылового охвата австро-венгерским войскам, ведущим наступление в Позене. Что вынудило тех остановиться. Развернуться. И попытаться что-то предпринять в этой крайне неприятной обстановке. Слишком неожиданно быстрым оказалось падение столь мощной крепости. В Вене рассчитывали, что она сможет продержаться как минимум месяц, а то и больше. Они ведь тоже вкладывались в её укрепление, как немцы в Кёнигсберг. В существенно меньшей степени. Но так и «королевский город» считался вовсе неприступным, а Перемышль – одной из самых сильных крепостей Европы… ну и, как следствие, и всего мира…
Глава 2
1914, май, 2, Санкт-Петербург
Раннее-раннее утро. Или, скорее, ночь, чуть за полночь.
Николай не спал.
Он расхаживал по своему кабинету, время от времени останавливаясь и рассматривая карту мира с множеством значков. Французы, очевидно, решили его кинуть. Прошёл месяц с начала войны, а они продолжали кормить завтраками.
Условия договора были просты.
В случае начала войны Франции или России с Германией или Австро-Венгрией союзник обязан выставить не позднее месяца такие-то войска. Французы выставили. Ровно столько, сколько было оговорено. На германской границе. И даже её перешли, обозначив своё присутствие. Но на этом всё. Просто всё. Никаких боевых действий они не вели. Поэтому Германия и Австро-Венгрия всей своей мощью навалились на Россию.
Свинство? Несправедливость?
Нет. Просто политика.
Никому из европейских игроков не была нужна сильная Россия. А она стала слишком сильной в последнее время. Это пугало и настораживало. Впрочем, если положить руку на сердце, то никому в этом мире не был нужен кто-либо сильный, кроме них самих. Всё остальное – просто риторика лицемеров или ситуативные решения.
