– Зачем? – после долгой, очень долгой паузы прошептал Кузьмин. – Моя смерть сделала бы твою жизнь легче… проще…
– Легче и проще? – горько усмехнулась она.
– Этот приказал? – вяло кивнул парень куда-то в сторону.
– Этот пришел только на второй день. Велел перевести тебя в отдельную палату. Сказал главврачу, что ты герой. Спас какое-то секретное оборудование от захвата японцами.
– И что?
– Я узнала раньше. И прибежала сюда сразу. А ты… ты трус и мерзавец! Ты знаешь это?! Трус! Неужели ты так меня испугался?! Сбежать захотел, малодушный?!
– А что ты хотела? Чтобы мы как те мыши из анекдота плакали, кололись, но продолжали есть кактус? Жить с женщиной, которая меня ненавидит и презирает? Самой не противно?
– И поэтому ты решил пойти и погибнуть?
– Я просто выполнял свой долг. До конца.
– Дурак… – совсем расплакавшись, прошептала она.
– Тебе-то чего?
– Не понимаешь?
– Нет, – ответил Петр, продолжая смотреть на Изабеллу каким-то не верящим взглядом. – Тебе было бы проще, если бы я умер. Дама ты видная. Уделила бы внимание какому-нибудь полковнику или капитану…
– Замолчи! – неожиданно резко и жестко произнесла она.
– Не нравится? Так я не в обиду. Я же честно. Просто положила бы мне подушку на лицо. И все. Тихо бы преставился. А утром поплакала бы перед людьми…
– Я написала отцу.
– Что?
– Я написала своему отцу, что ты сделал мне предложение. И я приняла его.
– Ты дура? – с жалостью в голосе спросил Петр. – Твоя шляхетская сущность презирает мое крестьянское происхождение, а польская кровь ненавидит мою русскую. Как ты жить будешь с этим? Как МЫ жить будем с этим? Как… – попытался сказать он еще что-то, чтобы уязвить ее, но она накрыла его рот своей ладонью.
– Помолчи.
– Ма-ме-му? – промычал Петр, удивленно выгнув брови.
– Потому что дурачок, – усмехнулась она и, чуть завалив голову набок, посмотрела на него с удивительно ласковой улыбкой.
– Поясни. Я тебя не понимаю, – все равно не унимался Петр, когда она, чуть помедлив, убрала руку с его рта. Он просто не понимал, что произошло, почему эта женщина ТАК переменилась.
– Ты говоришь, что ты крестьянин. Но это чушь и вздор! Крестьяне робеют перед врагом и спину гнут или по лесам прячутся. Молчи! Я уже через пару часов после того боя все знала. Твои мне все рассказали. В крестьянине нет того чувства чести, какое заставляет с гордо поднятой головой идти на смерть. Ты не крестьянин. Неотесанный болван – да, но не крестьянин… уже не крестьянин.
– Допустим, – чуть помедлив, произнес Петр. – А что делать с русской кровью?
– Ничего, – пожав плечами, сказала она. – Придется как-то смириться. Как и тебе с моей польской.
– Ты так в этом уверена?
– На третий день после ранения тебе пришло письмо от родителей. Его принесли сюда и оставили мне. Я его вскрыла и прочла. Там столько ошибок, – покачала она головой. – Они едва умеют писать, да? Но это не страшно. Я им ответила. Ты ведь не против? Представилась твоей невестой и описала твой подвиг, а также то, что тебя ранили. Написала, что ты был в беспамятстве, но идешь на поправку, хотя пока не можешь сам писать. Вот и просил меня помочь. Привет им от тебя передала, здоровья пожелала.
– Ну ты и тварь… – произнес Петр на удивление беззлобно.
– И сказано было, – назидательно подняв палец, заявила она удивительно пафосным тоном, – каждой твари надобно пару, если кратко пересказывать библейское послание Ною.
Сказала и улыбнулась, продолжая смотреть на парня ласковым, нежным взглядом.
– Видимо, – согласился с ней Петр и тоже улыбнулся. Он так и не понял, что перемкнуло в этой расчетливой головенке, но ее изменение к себе он чувствовал. Холодность и подчеркнутая дистанция куда-то ушли. Она не изменилась. Нет. Он был уверен – это все та же тварь и мерзавка, что и раньше. Но к нему она почему-то теперь относилась совсем иначе, чем во время их последней встречи. Почему? Он не понимал. Но… ему это было очень приятно. Потому как она ему нравилась, ужасно нравилась, если уж говорить честно… он ее любил и ненавидел… страшный коктейль…
Глава 4
1904 год, 15 июня, окрестности Сасебо
Николай Оттович фон Эссен, получив полную свободу действия и все силы Тихоокеанского флота под свой контроль, закусил удила. Что ему требовалось? Не допустить объединения английской эскадры с японским флотом. У него, конечно, корабли сильные, но тогда противников окажется чего-то совсем много. А это риски, совершенно лишние и бесполезные. То есть он считал нужным вынудить японцев на генеральное сражение при текущем раскладе.
Легко сказать – вынудить, но как это сделать? Правильно. Спровоцировать. Не зря же все офицеры Имперской гвардии были обязаны практиковаться в командно-штабных играх и за слишком низкие результаты могли из этой самой гвардии вылететь. Более того, эти их успехи в, казалось бы, отвлеченных играх сказывались и на их карьере самым решительным образом. Да, личные качества, нужные им как командирам, конечно, важны. И навыки управления людьми, и умение выступать перед толпой, и прочее. Но каждое следующее повышение без определенных успехов в командно-штабных играх было просто не получить. Особенно на флаг-офицерские должности
[76].
Поэтому к 1904 году полковника в армии или капитана во флоте Имперской гвардии России, которые ничего не смыслили в современной тактике, стратегии, управлении персоналом и административно-штабной работе, просто было не сыскать. Более того, они все имели высшее образование. Поголовно. А чтобы перейти на следующий ранг, то есть занять первую флаг-офицерскую должность, требовалось качественно улучшить свои знания не только по указанным направлениям, но и очень неплохо разбираться в службах тылового обеспечения. Хуже того, образование теперь должно быть не просто высшее, а высшее техническое или дополненное специальными курсами, например при Академии Генерального штаба.
Ну и так далее.
Брат, сват, друг и ослик с золотом продолжали, конечно, работать. Однако Имперскую гвардию Император курировал лично, требуя публичной аттестации офицеров перед своими будущими коллегами и, в случае «залетов» по коррупции или еще каких подлогов, карал нещадно, невзирая на чины и заслуги. В Имперском ополчении еще как-то продвинуться по связям и взяткам можно было. Хоть и непросто, так как Николай Александрович туда тоже посматривал. А вот в Имперской гвардии уже нет. Самому честно продвигаться было и проще, и дешевле, и безопаснее. Первые годы, конечно, пытались. Как без этого? Но потом затихли попытки. Притерлись механизмы. Отобрались подходящие офицеры, которые сами стали выступать этаким фактором самоподдерживающегося контроля. Что приводило к отбору лучших из лучших среди всех служак в гвардию, то есть войска постоянной готовности, в числе которых были не только сухопутные части, но и весь Военно-Морской флот.
