Под фотографией шел список незнакомых Александре имен, последними стояли Белочка и Никита. Александра пригляделась: ну да, вот Белочка в летнем платьице и в носочках, а рядом с ней мальчишка лет двенадцати, смешной, вихрастый. Неужели Никита Сергеевич?
Александра снова села на пол и, положив альбом на колени, принялась его листать – неторопливо, внимательно, задерживаясь на каждой странице, выискивая знакомые лица.
Вот снова академик Сикорский с группой молодых людей, наверное, с учениками. Вот дети уже постарше, и подпись внизу: «День рождения Белки. 1963». Никита тоже там был.
За школьными фотографиями шли снимки студенческих отрядов и отдыха в Крыму, затем портрет хозяйки дачи в деловом костюме и в очках – на Доску почета, что ли, снимали? Белла Юрьевна и в юности была не слишком хорошенькая, и с годами лучше не становилась.
Вот она на отдыхе с подругой, вот с коллегами на каком-то собрании… Да, похоже, детство давно кончилось и с Никитой они видеться перестали.
Но, перевернув страницу, Александра увидела одну большую фотографию и подпись внизу красным фломастером: «Свадьба Никиты».
Куча народу, все стоят в ряд с неживыми лицами, какие бывают на официальных снимках, невеста в длинном платье прямо красавица, и Никита Сергеевич молодец хоть куда, правда, вид чуть испуганный, но у женихов всегда такой вид бывает. А вот Белла Юрьевна стоит в сторонке, от всех отворачивается. От всех, но не от фотоаппарата.
На лице такое выражение… да, тут все ясно. Она Никиту с детства любила, а он небось не знал ничего и относился к ней как к сестре.
Александра решила, что эта фотография с Никитой последняя, но ошиблась, потому что, когда с трудом запихивала альбом на верхнюю полку, из него выпала еще одна фотография. Красивая, цветная, яркая. На фоне сверкающей новогодней елки стояли двое – высокий мужчина, в котором Александра без труда узнала Никиту Сергеевича, и женщина в нарядном открытом платье. На руках она держала младенца, девочку месяцев восьми, насколько смогла определить Александра.
На обороте фотографии было написано: «Поздравляем с Новым 1980 годом! Желаем счастья, радости и ярких впечатлений! Аня, Никита и Маргоша».
Вот как… Александра сощурилась, разглядывая снимок. Значит, Маргоша. Или Рита. Но той Рите был бы сейчас… сорок один год. А этой, что жила с Никитой Сергеевичем на даче, едва тридцать исполнилось. И вообще, они были непохожи. Интересно.
Александра решила прихватить фотографию с собой, чтобы рассмотреть при свете, а потом вернуть на место.
Очень осторожно Александра толкнула дверцу. Никакого эффекта. Александра толкнула сильнее. Дверь даже не дернулась. Так, стало быть, заело. То-то Дарья так долго не могла ее открыть с той стороны.
И что делать? Может, позвонить Дашке, чтобы она пришла и выпустила Александру? Нет, это плохая идея. Во-первых, Дарья сейчас хлопочет возле своего больного мужчины. Ей и так влетело, что ушла и бросила его одного. Во-вторых, она небось забросила мобильник куда подальше, так что может не услышать звонка. А если и услышит, то не станет отвечать, потому что – смотри пункт первый. А в-третьих, Александре было просто стыдно, что она не смогла выбраться сама, и Дашка наверняка скажет по этому поводу много разных слов, не всегда приличных.
Придя к такой неутешительной мысли, Александра с размаху налегла на дверь всем весом, и запуганная дверца распахнулась с жутким скрипом. Александра не удержалась и вывалилась вперед, упав на четвереньки.
– Черт! – пробормотала она прямо как Дарья.
– А что это ты там делаешь? – раздался знакомый голос. Это Рита свешивалась с лестницы.
Представив, в каком она сейчас виде – вся в пыли, с ободранным локтем и с «вороньим гнездом» на голове, Александра дико разозлилась.
– А твое какое дело?! – рявкнула она, хотя такое обращение было совершенно не в ее духе.
Рита хмыкнула и пошла было наверх, но тут заметила лежавшую возле Александры фотографию. Нужно было ее спрятать, но куда? Ни карманов, ни сумки у нее не было.
Краем глаза Александра заметила, как Рита напряглась, вытянула шею, чтобы разглядеть снимок получше, и уже сделала шаг вниз, но тут Александра со всего размаха плюхнулась на снимок и прикрыла его полой вязаного жакета. Хорошо, что фотография упала лицевой стороной вниз, а надпись Рита не разглядит, хоть глаз у нее и орлиный. Ишь, уставилась!
– Тебе помочь? – спросила Рита. – Встать не можешь?
– Обойдусь, – буркнула Александра, осторожно засовывая фотографию под мышку. – Иди уж, куда шла. Папа тебя ждет, наверное…
В ее голосе прозвучало ехидство, хотя она этого и не хотела, и Рита, нахмурившись, ушла.
Александра же со стоном поднялась, опершись о лестницу, прихлопнула эту чертову дверцу и, удачно миновав низкую балку, отправилась к себе.
Мастер Вайсберг сидел в полутемной мастерской, опустив голову. Он был буквально раздавлен. Последний заказчик ушел от него, и срочно нужно было найти деньги, чтобы рассчитаться с кредиторами. Хотя бы с тем главным, самым опасным кредитором – с господином Якоби…
Этот господин Якоби внушал ему безотчетный страх. С виду он не казался опасным, но от него исходило какое-то гнетущее, тревожное ощущение…
В мастерской становилось все темнее. Мастер Вайсберг хотел уже зажечь свечи в бронзовом канделябре, как вдруг из угла комнаты донесся хриплый голос:
– Не надо!
Мастер вздрогнул и поднял голову.
В углу мастерской стоял худой сутулый человек в черном сюртуке с обсыпанными перхотью плечами.
Мастер пригляделся – и увидел лицо с крючковатым носом и маленькими, глубоко посаженными глазами.
– Господин Якоби? – дрожащим голосом проговорил мастер Вайсберг. – Но вы дали мне неделю… эта неделя еще не прошла… вы обещали подождать…
– Можно подумать, что за неделю что-нибудь изменится! – узкие губы господина Якоби скривились в подобии улыбки. – Можно подумать, что у вас есть заказчики!
– Нет… но они могут еще появиться… неделя – это много… вы обещали подождать…
– Я хочу предложить вам кое-что получше! – господин Якоби подошел к мастеру, заглянул ему в глаза. – Кое-что гораздо лучше, чем неделя отсрочки.
– Что же именно?
– Я хочу подписать с вами договор. Очень выгодный для нас обоих договор. Особенно же для вас. Договор, который избавит вас от всяческих забот…
– Что? – растерянно переспросил мастер Вайсберг. – Какой еще договор? У меня ничего нет, кроме этого дома…
– Отнюдь! – господин Якоби снова криво улыбнулся, и от этой улыбки у мастера Вайсберга похолодело внутри. – Отнюдь! – повторил черный человек. – У вас есть еще кое-что, что представляет для меня определенную ценность…
Мастер Вайсберг задрожал. Он вспомнил все темные слухи, которые ходили о господине Якоби, вспомнил, что его отговаривали вести с ним какие-либо дела, и особенно – занимать у него деньги. Но он был тогда в безвыходном положении…
