— То есть Машина решает, — хмыкнул я.
— Не отвлекайтесь, Игорь, — в голосе Эф Эф промелькнула нотка суровости. — Просто смотрите.
Тем временем, с запяток экипажа соскочил рослый лакей — но вместо того, чтобы кинуться на нападавшего, со всех ног бросился наутек. Горислав же, небрежно отбросив в сторону использованный пистолет и выхватив из-за кушака другой, вразвалочку подошел к карете и распахнул украшенную гербом — золотым пегасом на синем щите — дверцу. Меня «потащило» вперед — вернее, это картинка рванулась ко мне — словно камера наехала на снимаемый объект. На миг моя голова снова закружилась, а когда приступ отступил, я разглядел пассажиров кареты: пожилого, лет шестидесяти, мужчину в синем мундире с большой серебристой звездой какого-то ордена на груди, и позади него — бледную как полотно девушку, где-то ровесницу Ольги с Полиной.
— Пожалуйте кошель, барин, — бросил Горислав, грубо тыча дулом пистолета в бок хозяину кареты. — И цацку тоже, — требовательно указал он на орден. — О, да с вами тут девка! — добавил «разбойник» радостно, сделав вид, что только сейчас заметил вторую пассажирку. — Смекаю я, что и ей найдется чем уплатить!
Засуетившись, девушка принялась торопливо снимать с пальчика колечко, то сходу не поддалось, что, кажется, явилось для несчастной последней каплей — закатив глаза, пассажирка лишилась чувств.
— О, испужалася! — хохотнул Горислав. — Ну да ниче, как до дела дойдет — небось очухается!
— Сударь, умоляю, — пролепетал пассажир, неловко шаря за отворотом своего мундира. — Забирайте деньги, награду — что хотите, даже саму мою жизнь! Только не трогайте дочь!
— Судари, ваш-высокпревсхво, у вас в Сенатах заседают! — насмешливо заявил «разбойник». — А мы люди простые и судим запросто. Сказано: девка со мной пойдет!
— Внимание! — разорвал вдруг разворачивавшуюся перед моими глазами картину голос оператора. — У нас неучтенный фактор! Уровень угрозы для миссии — критический!
Бесцеремонно «оттащив» назад, меня «развернуло»: от ближайшего дома к карете бежал какой-то человек — взлохмаченный, в полураспахнутом палевого цвета жилете поверх белой рубахи, одном лишь левом сапоге — но с обнаженной шпагой в руке. Увлеченный «светской беседой» с пассажирами, Горислав незнакомца не видел, намерения же последнего сомнений не вызывали — проткнуть незадачливого налетчика насквозь — и это только для начала…
Нежданного спасителя отделяло от кареты уже каких-то пять-семь шагов, когда где-то рядом раскатисто громыхнуло. Стрелял не Горислав: пуля поразила незнакомца сбоку, почти в спину — швырнув того на мостовую ничком. Угодив острием в щель между досками, выпущенная несостоявшимся защитником из рук шпага встала торчком и закачалась перевернутым маятником, несчастный же хозяин ее, прохрипев напоследок нечто малочленораздельное, застыл недвижим.
Только теперь Горислав угрюмо обернулся — как оказалось, для того, чтобы встретиться глазами с убийцей незнакомца, как раз ворвавшимся «в кадр». Это был второй эмиссар Ордена, одетый офицером Виктор Панкратов — так же, как и его недавняя жертва, с обнаженной шпагой. От пистолета — или из чего он там только что стрелял — засланец уже успел избавиться.
— Ах ты каналья! — на всю улицу прокричал новый герой, хватая «разбойника» за плечо и с поразительной легкостью отшвыривая его прочь от кареты. Широко взмахнув вслед покатившемуся кубарем Гориславу шпагой — но, разумеется, не ударив — не теряя времени, Виктор подскочил к пассажирам.
— Штабс-капитан Овечкин из свиты его превосходительства генерал-лейтенанта фон Трейдена, иркутского военного губернатора, — молодцевато представился он. — Шел мимо, вижу: неладное творится…
В этот момент снова раздался выстрел: сбив шляпу с головы Панкратова, пуля ударила в потолок кареты.
— Один момент, ваше высокопревосходительство, не уходите никуда, охраняйте юную даму, — изменившись в лице, рявкнул «штабс-капитан» и проворно соскочил с подножки.
Стрелкá — все того же Горислава — он застал позади кареты: сидя на мостовой, тот спокойно перезаряжал пистолет.
— Совсем обалдел?! — почти одними губами — нам, наблюдателям, было слышно, а в карете — наверняка нет — выговорил товарищу Панкратов.
— Прости, брат, рука дрогнула, — столь же тихо ответил Горислав.
— Ах, чтоб тебя! — уже в голос закричал Виктор и что было сил рубанул шпагой по запяткам экипажа — раз, другой. Вышло звонко.
Тем временем, «разбойник» управился с пистолетом, пальнул в воздух — и сам собой опрокинулся на спину, сочтя, как видно, свою роль отыгранной.
— Получи! — крикнул «штабс-капитан», от души пнув напоследок колесо кареты, после чего рванул к дверце. — Ваше высокопревосходительство, часть злодеев разбежалась — а некоторым уже не суждено бегать, — тяжело дыша, словно и впрямь после горячей схватки, доложил он. — Но, опомнившись, негодяи могут и воротиться. Не стоит сего дожидаться, нужно ехать! С лошадьми я управлюсь — куда вас отвезти?
— На Миллионную, — синими от напряжения губами пробормотал пассажир.
— Как прикажете!
Захлопнув дверцу, Панкратов стремглав взлетел на козлы — и в это время снова вмешался наш оператор.
— Внимание. У нас свидетель!
«Камера» повернулась к дому, из дверей которого несколько минут назад на помощь пассажирам выскочил незнакомец: в окне второго, мансардного этажа, прижавшись носом к стеклу, будто в оцепенении стоял ребенок лет восьми. С длинными волосами, в свободной ночной рубашке — сперва я принял его за девочку, но потом понял: мальчик.
Они и его застрелят?
— Уровень угрозы для миссии — околонулевой, — сообщил между тем оператор.
Я выдохнул — и почти тут же сообразил, что мальчику едва ли что-то угрожало: занятые своими делами — один лежанием на мостовой, второй понуканием лошадей — Горислав с Виктором его не видели и предупреждения оператора не слышали. Разве что Орден сподобится послать на зачистку кого-то еще — но зачем, если угрозы, по сути, нет?
То есть все-таки повезло мальцу!..
…Карета остановилась у ворот большого красивого дома — разве что не дворца. Спрыгнув на мостовую — она здесь была уже не дощатой, а булыжной — Панкратов услужливо отворил перед пассажирами дверцу экипажа:
— Прошу, ваше высокопревосходительство!
Орденоносец выбрался на улицу первым, затем подал руку, как видно, успевшей за время скачки прийти в себя дочери. Из дома выбежал слуга и занялся лошадьми. За ним степенно вышла пожилая дама — ей пассажир перепоручил спутницу, после чего повернулся к Виктору:
— У вас необычный выговор, господин штабс-капитан. Не уразумею: курляндский?
— Полагаю, сибирский, ваше высокопревосходительство! — оказался готов к такому вопросу Панкратов.
— Да, да, Иркутское наместничество… — пробормотал спасенный. — В прошлом наместничество — ныне губерния, — сам себя поправил он — и вдруг заговорил горячо и быстро. — Господин штабс-капитан, я обязан вам больше, чем собственной жизнью — жизнью и честью моей дорогой Софьюшки. Клянусь, что исполню любую вашу просьбу — только назовите. Скажу без неуместной скромности: Петр Соймонов может многое.
