Это было что-то новенькое. Сид насторожился.
– Агент, по работе? По поводу тех гастролей в Дубае, да?
– Нет, это личное.
Казалось, Ника только и ждала его вопроса. Она горделиво расправила плечи, ее глаза заблестели, как у сытой кошки.
Удар попал в цель. Сид рывком выпрямился:
– Что – личное?
Кровь бросилась ему в лицо, кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. Сид сам не ожидал от себя такой реакции.
Ника мазнула по нему снисходительным взглядом, неопределенно пожала плечами и попыталась выскользнуть из гримерки.
Да ведь она его дразнит! Развлекается, зараза. Сид рванулся вперед, цепко схватил партнершу за плечо и слегка встряхнул:
– Я спросил: кто будет сегодня в зале?
Ника медленно обернулась. На ее лице застыла отчужденная маска холодного гнева, горящие бешенством глаза так и впились в руку, белеющую на алом сукне.
Сид не проронил ни слова и только крепче сжал пальцы.
Ника перевела взгляд на его лицо, теперь они смотрели друг другу в глаза. Сида так и обдало горячей волной. Он выговорил глухо и хрипло:
– У тебя кто-то есть? Считаешь, я не имею права знать?
Губы Ники издевательски дрогнули, она вздернула подбородок.
– Моя личная жизнь тебя не касается. Знай свое место, Сид.
Ее голос звучал уверенно и до оскорбительного спокойно. Сейчас Ника выглядела как королева, не меньше.
«Знай свое место» – вот и все, ни прибавить ни убавить. Такого Сид не ожидал.
Сколько всего он мог бы возразить! Разве они с Никой чужие люди? И что с того, что она – звезда манежа, а он – униформа, второй сорт? Разве это дает право обращаться с ним как с прислугой? Разве их связывает только работа?
Так много вопросов, а ведь все ответы у Сида уже есть. Он убрал руку и тихо сделал шаг назад.
В какой-то момент ему показалось: Ника дрогнула. Сейчас она виновато улыбнется, протянет ему руку: «Извини, приятель, – это все нервы перед представлением».
Но она лишь слегка дернула плечом и скрылась за дверью.
Сид остался один в прокуренной духоте гримерки. Колченогая мебель, убогие стены – сколько скандалов они повидали, скольких ассистентов здесь так же ставили на место.
Все так просто и буднично – пока это не коснется лично тебя. Никто не хочет быть низшей кастой, своя гордость есть у каждого.
Сид закурил и тяжело опустился на стул. Как же он устал!
На форганге было не протолкнуться, кругом царила неразбериха. Хмельное веселье закулисья, развязный хохот и грубоватые шутки, пьянки набегу – незатейливый быт цирковых. У профессиональных артистов не бывает праздников. И все же каждый пытается урвать хоть кусочек простой обывательской радости – а как же иначе?
Сид отыскал глазами Нику. Она стояла совсем близко к Азату, их плечи соприкасались. Старый клоун склонился к гимнастке, что-то шептал ей на ухо. Ника расхохоталась напоказ, слишком громко. Сид не сомневался: весь этот спектакль затеян специально для него. Азат потянул из-под полы пиджака плоскую флягу и передал ее Нике.
Сид подошел к ним танцующей походкой и по-хозяйски положил руку на талию Нике (такая твердая и напряженная, совсем закаменевшая!):
– Привет, бэби. Развлекаетесь тут без меня?
Ника недоуменно оглянулась и молниеносно стряхнула его руку. Она не проронила ни звука – только брови гневно сошлись к переносице.
Сид беззаботно, как ни в чем не бывало, улыбнулся.
Молчание нарушил Азат:
– Мне кажется, парень, для тебя она – Николь. Николь Мишуровская. А тебя я не угощал.
Его голос звучал тягуче и насмешливо. Что ж, он давно напрашивался.
Сид резко обернулся к пожилому армянину, его рука сама собой замахнулась для удара. Секунда паузы показалась вечностью: мужчины мерили друг друга бешеными взглядами.
– Ну? Только попробуй, – тихонько усмехнулся Азат.
Сид ощерился.
Ника стремительно вклинилась между ними. Она широко улыбалась, по щекам разлился лихорадочный румянец, и только на дне глаз притаился страх.
– Брейк! Азат, остынь! Сид, – Ника с нажимом выговорила его имя, – нам и правда лучше не пить сегодня. Впереди тяжелая ночь.
Азат рассыпался в дробном надтреснутом смехе.
– И правда! Работа-то у тебя, парень, ответственная – а ну как перепутаешь чего? Стул вынести мне на репризу, опять же…
Сид почувствовал, как каменеют челюсти. Он скрипнул зубами.
«А чего ты ждал, униформист?»
Но момент был уже упущен. Ника радостно подхватила смех, игриво стукнула Сида кулачком в грудь.
Он смотрел на нее во все глаза и не мог поверить в реальность происходящего. Неужели это она – его хрупкая огненноволосая подружка, та, что каждый день вверяет ему свою жизнь?
«Зачем ты так со мной? За что? Ведь мы одна команда…»
Ника отвела взгляд. Показалось, или там мелькнуло нечто похожее на чувство вины?
Сид нащупал в кармане пачку сигарет. Уже наполовину пустая – а ведь день только начался!
Он молча развернулся и тяжело пошел прочь. Прочь, на морозный воздух задворок цирка, крепко пахнущих бензином, сладким попкорном и конюшней. Там ему самое место. Жалкие минуты, пока тлеет сигарета, – передышка, чтобы остыть и взять себя в руки.
В конце концов, Николь Мишуровская права: сейчас главное – дожить до утра без потерь.
За спиной послышался глумливый клоунский голос:
– Я же говорил: замучаешься дрессировать…
Сид не стал оборачиваться и не замедлил шаг.
Три минуты до выхода – они стоят в тесном проходе между стеной форганга и решетчатым поездом-коридором с тиграми. Огромные кошки чувствуют волнение людей, бесшумно мечутся по клеткам взад-вперед, хлещут хвостами по тощим полосатым бокам.
Всего в паре метров – барьер с высокой металлической сеткой и ярко освещенный манеж. Три минуты – и исчезнут все разногласия, невидимая нить протянется между огненной гимнасткой и ее партнером, затянутым в черное. Важным станет только одно: отработать номер без сучка без задоринки, держать зал в напряжении, заставить их повскакивать с кресел, рукоплескать до изнеможения, забыть обо всем – даже о тиграх, готовых выскользнуть на манеж.
Сид пытался поймать взгляд Ники, установить между ними нерушимую связь, что позволяет понимать друг друга без слов. Эта самая связь да блеск манежа давно стали для него главным наркотиком, только ради них и стоило просыпаться каждый день.
Но сегодня все было по-другому. Ника стояла к нему спиной, погруженная в себя. Казалось, она не ведет счет времени и ничего не замечает. Ее взволнованный взгляд так и бегал по зрительским рядам.
