– Справлюсь! – огрызнулась Ника.
Сид неслышно вышел из-за угла вагончика и криво улыбнулся.
Ника вздрогнула и отпрянула назад, но Азат не тронулся с места – только едва заметно дрогнули его брови.
– А-а-а, легок на помине, – клоун бросил недокуренную сигарету и в упор уставился на Сида. – А вообще, для униформы ты ничего, не безнадежен. Будешь мне стул выносить на вторую репризу.
Ника открыла было рот, но так ничего и не смогла выговорить. Сид, не мигая, смотрел в глаза Азату. В воздухе отчетливо запахло дракой.
Сид ощерился и сделал шаг вперед.
Но не таков был старый клоун, чтобы ввязываться в пошлый пьяный мордобой. Азат выждал еще секунду, расплылся в издевательски-вежливой ухмылке и приподнял воображаемую шляпу:
– Мое почтение.
Он обогнул Сида и скрылся в потемках холодной ночи.
С трудом сдерживая бешенство, Сид перевел взгляд на Нику. Маленькая гимнастка уже успела взять себя в руки: теперь она стояла подбоченясь и с вызовом смотрела в глаза партнеру.
– Ну?
В ее голосе были слышны нотки бесшабашной удали. Сиду припомнилось выражение: «Горит сарай – гори и хата!»
Он медленно пожал плечами. Не имело смысла выяснять, почему Ника не вступилась за него – все и так ясно. Вместо этого Сид спросил:
– Почему ты мне соврала про прошлого партнера?
Ника пьяно расхохоталась.
– Так вот что тебя интересует, амиго?
Сид стиснул челюсти.
– Для начала.
Ника вмиг посерьезнела, шагнула навстречу Сиду и заговорила угрожающе негромко.
«Не так уж она и пьяна», – пронеслось в голове Сида.
– Лучше ты мне скажи: а почему ты так ни о чем меня и не спросил?
– О чем? – тупо переспросил Сид.
Он почувствовал, что теряет почву под ногами.
– Ха! – Ника всплеснула руками. – Да вот хотя бы: как я жила все годы с нашей последней встречи? Как мне удалось выкарабкаться, как я вернулась в воздух, со сломанной-то спиной? Это тебя не интересовало?!
Сид опустил плечи. А ведь Ника кругом права – ему даже не приходило в голову интересоваться ее прошлым.
– Как тебе удалось? – покорно спросил он.
У него в горле стоял комок.
– Хватился! – горько усмехнулась Ника. – Ну что ж… Сначала я хотела уйти из цирка. Устроилась на обычную работу, сняла квартиру. Все как у всех. Да только вот через полгода не выдержала, чуть не вышла в окно.
Сид понимающе кивнул: теперь-то он мог представить, каково это – оказаться вышвырнутым из волшебного кочевого быта в пресное обывательское болото. А уж если ты родился в манеже и никогда не знал другой жизни… Тут и правда удавиться впору.
Ника закурила. У нее сильно дрожали пальцы, но глаза оставались беспощадными и сухими.
– Я вернулась в цирк. Простой рабочей, за лошадьми ходить.
Сид вновь лишь кивнул. Что он мог сказать? Сочувствовать – глупо, просить прощения – поздно.
Ника притопнула ногой.
– Рабочей, Сид! Ты слышишь?! Да для меня, потомственной цирковой, это просто позор! Семья от меня отреклась – у нас таких ошибок не прощают.
– Я… – Сид прочистил горло. – Лисенок…
Ника невесело засмеялась и покачала головой.
– Чего уж теперь, дело прошлое. Да и на конюшне я недолго прозябала. Через год меня заметил сам Мирослав Лозинский. Представляешь, какое везение?!
Конечно, ему ничего не говорило это имя. Сид только виновато развел руками. Ника скорчила презрительную гримасу.
– До чего ж серый! Это легендарный гимнаст. Он тоже воздух работал, еще в Советском Союзе. А потом вышел на пенсию – фокусником стал.
– Хороша пенсия, – осторожно хмыкнул Сид.
– Много ты понимаешь! – зло шикнула Ника. – Мы, цирковые, по-другому не умеем. Нам жизнь без пахоты не мила. И, конечно, без манежа. Его ничем не заменишь, никак не залечишь брешь в груди…
Она произнесла эти слова с такой тоской, что у Сида защемило сердце. Нику продолжала бить крупная дрожь. Он молча снял куртку, накинул ей на плечи и отступил назад, на прежнее почтительное расстояние.
Ника жадно затянулась и отбросила сигарету, догоревшую до фильтра, но тут же потянула из пачки новую. Сид тоже закурил.
– В общем, – она тряхнула головой, и рыжая копна волос вспыхнула в свете одинокого фонаря, – я работала ассистенткой у Мирослава четыре года. Кроликов ему выносила, на подхвате была… Вот прямо как ты сейчас.
Сид скрипнул зубами. Неужели им никогда не надоест попрекать его незавидной участью простого ассистента?
Интуиция мгновенно откликнулась: «Не надоест. Цирк – маленькое государство со своими жесткими законами. Здесь каждый должен знать свое место!»
Сид ощутил, как подкатывает злость. Он глумливо бросил:
– А ты тоже партнером была… Во всех смыслах? Как у вас тут заведено?
Он хотел уколоть Нику побольнее, но та ответила прямым взглядом без тени смущения:
– Конечно, и горжусь этим!
Сид сплюнул.
– С каким-то стариком койку делить…
Ника подскочила к нему и отвесила звонкую пощечину. Ее брови сошлись на переносице, глаза метали молнии.
– Да он дюжины таких, как ты, стоит! Он великий человек и артист, Учитель… Я ему в ноги кланялась!
Сид медленно поднес ладонь к пылающей щеке и криво улыбнулся:
– Чего ж ты тогда от него свалила?
Пару секунд висело тяжелое молчание, а потом Ника выговорила очень просто, без эмоций.
– Он стал совсем стар и ушел на покой. А через два месяца умер.
– Извини… – Сид неловко шаркнул ногой по щербатому асфальту.
Но Ника, казалось, не слышала. Она говорила почти шепотом, глядя поверх его головы.
– Только вот и успел перед смертью, что подарить мне свой номер. С уникальным реквизитом. Я ведь все эти годы не сдавалась. Пахала как проклятая, до кровавой рвоты. Пыталась восстановить былые навыки.
Сид в который раз подумал: сколько же дьявольского упорства кроется в этой хрупкой девочке-женщине, сколько огня горит в непокорных карих глазах.
Ника медленно перевела взгляд на Сида и безжалостно закончила:
– На этом номере я сделала имя, он меня кормит. А теперь вот – и тебя.
Сид отбросил сигарету. Он так ни разу и не затянулся.
– Мне очень жаль. Я бы хотел, чтобы все сложилось по-другому.
Ника неожиданно беспомощно, по-детски шмыгнула носом.
– Только ведь, – Сид горько вздохнул, – это просто слова. Они ничего не исправят.
