Но Яна только упрямо скрестила руки на груди.
– О’кей. Тогда просто посмотри на это. Потом сам решишь, бредни или нет.
Она раскрыла ноутбук и повернула к Владизу. На экране был развернут скриншот экрана с лицом Полины.
– Чат читай, – на всякий случай пояснила Яна.
Владиз едва заметно усмехнулся, его зрачки бегло заметались по строчкам. В какой-то момент он нахмурился, но тут же взял себя в руки. На лицо наползла та же отстраненная улыбка.
– Тебя это уже не касается. Ты здесь не работаешь.
– Она сманивает у тебя клиентов, Владиз. Всем дает свой телефон, чтобы потом тянуть деньги не через чат, без комиссии тебе.
Яна напряженно вглядывалась в лицо Владиза. Он поверит ей, а не Полине – сейчас или никогда.
Владиз иронично приподнял краешек губы.
– Так уж и всех?
Есть! Он заинтересовался. Яна шустро щелкнула мышью, переключая скриншоты.
– Вот, шесть случаев только за одну смену. Этого мало? Сам посмотри.
Но Владиз не стал читать дальше. Вместо этого он испытующе заглянул в глаза Яне. Она с удовлетворением отметила: скуки у него на лице как не бывало.
– Я ее вчера оштрафовала, вот она и решила меня подставить, – Яна снова скрестила руки на груди и старалась говорить так же небрежно, как Владиз. – Решай сам. Насчет меня ты ничего проверить не можешь. А вот она тебя точно обманывает. Так чьему слову поверишь – моему или ее?
Владиз сухо рассмеялся и шлепнул себя по бедру.
– Хорошо. Что ты предлагаешь?
– Ее необходимо уволить, – уверенно выпалила Яна. – Я готова остаться, но только если ты установишь в студии камеры видеонаблюдения. Не хочу больше подстав.
Она ждала возмущения («ты мне тут командовать будешь?»), но Владиз только покачал головой со странной смесью восхищения и неприязни.
– Ты хоть что-нибудь про Полину знаешь? Я вот – да. Знаю, что у нее братишка есть, лет восемь или девять. Он очень болен, они как раз собирают деньги на операцию в Германии.
Яна сглотнула.
– Так что, – продолжил Владиз все с той же вкрадчивой улыбкой, – уволишь ее? Так вот просто лишишь ребенка лечения?
На кухне повисло тяжелое молчание. Затем Яна подняла глаза и заговорила. Ее взгляд был сухим и жестким, слова звучали совсем негромко, но непреклонно:
– Да, уволю. Работа есть работа.
Владиз медленно, задумчиво кивнул, сощурился и снова рассмеялся – только на этот раз просто и искренне.
– Молодец, мелкая. Ты мне нравишься. Даже жаль, что ты не в моем вкусе…
Яна почувствовала, как краснеет. Она изо всех сил старалась скрыть ликование: эту битву она выиграла!
– Ты остаешься. Камеры поставлю. Полину уволю сам.
Владиз поднялся. Вот и все, разговор окончен. Яна позволила себе широко улыбнуться:
– Спасибо и до встречи. Ты правильно решил.
На улице по-прежнему лил дождь. Он срывался струями со скатов крыш, шуршал в водосточных трубах, запрудил тротуары. Но Яне было плевать. Она летящей походкой пробиралась сквозь толпу прохожих с колючими зонтиками, играючи перепрыгивала через лужи. Нет, все же надо купить новые ботинки! Теперь-то она точно может себе это позволить.
У нее на душе было легко и весело. И вовсе не стыдно ни за увольнение Полины, ни даже за основательно подправленные в фотошопе снимки экрана.
Какая разница, как оно было на самом деле? Правдой будет то, что скажет она. А она умеет постоять за себя – попробуй напади!
Яна нежно улыбнулась. Все наконец налаживалось. У них с Сидом будут деньги, и он перестанет хмуриться. А Яниной маме больше не нужно будет выстаивать очереди на рынке.
Теперь все будет хорошо. Яна запрокинула голову и коротко рассмеялась.
Сид
Сид проснулся внезапно, просто рывком вынырнул из кошмара. Сердце бешено колотилось. За окном стояла глубокая ночь – тот час, когда замирают стрелки часов и кажется, будто весь мир вымер.
Настороженную тишину разбавлял только шум его дыхания. Сид рывком сел и провел ладонью по лицу, стараясь не напрягать слух. Он был уверен: еще секунда – и из соседней комнаты послышится глухой хриплый кашель.
Казалось бы, так просто. Остаться в постели, укрыться с головой одеялом, свернуться клубочком, почти не дыша. Замри-умри, как в детской игре. Никого нет дома, и пусть монстры катятся ко всем чертям.
Сид выругался. Нет, прошло то время, когда он мог просто закрыть глаза и дожидаться утра.
«Ты теперь взрослый, приятель. Так кто в доме хозяин?»
Он откинул одеяло и поднялся. Деревянный пол холодил ступни, словно бетон. Опять не топят дома…
Ничего. Ведь у него есть его солнечно-желтая ванная комната. Там всегда тепло. Сейчас он пойдет туда и выкурит сигарету или две. Может быть, добавит немного гашиша. Это его точно успокоит, и тогда можно будет вернуться сюда и уснуть до утра. Да, так он и поступит. А утром вернется с работы Янка, и все ночные страхи покажутся смешными до нелепости.
Всегда одно и то же: ты ничего не боишься, пока не один.
В коридоре было темно, сюда не добирался свет уличного фонаря, что горел под окнами. Сид замер. Сейчас, сейчас, еще мгновение – и ему на плечо ляжет сухая властная рука.
«Опять шастаешь по ночам, паршивец?»
Сид опрометью бросился в конец коридора, слепо зашарил по стене в поисках выключателя. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем потные пальцы нащупали ледяной пластик.
Щелчок – моргнул свет, и над головой раздался оглушительный хлопок.
– Твою мать! – Сид позорно пригнулся.
Коридор снова погрузился во тьму. Перегорела лампочка. Всего-то.
– Ну ты и придурок, buddy. Просто долбаная лампочка.
Скользя ладонью по стене, Сид направился к ванной. Каких-нибудь пара метров, но как же сложно было не ускорить шаг, не припустить бегом!
Еще один щелчок – и ванную комнату залил теплый живительный свет. Ракушечная занавеска тут же отбросила на пол причудливую тень.
Сид медленно оглянулся через плечо. Теперь коридор освещался почти целиком, только наглухо закрытая дверь в самом конце пряталась в темноте.
С хриплым стоном Сид прислонился к стене и медленно осел на пол. Не мог он покинуть коридор и забиться в безопасно-солнечную ванную.
Он вспомнил, что ему снилось.
Ему снова двенадцать. Еще никто не зовет его Сидом – кроме него самого. Просто неделю назад он тайком влез в комнату матери (все равно ее вот уже который месяц нет дома) и откопал пластинку, которой суждено изменить его жизнь. Нет, он не ударится в музыку, знает – слуха нет и в помине. Просто в тот день тощий конопатый подросток решил: отныне он будет жить и умрет, как двадцатилетний басист из эпохи сквоттеров.
