– Сид.
Она явно решилась. Ее голос был ровным и лишенным эмоций. Плохо, очень плохо. Значит, сильно нервничает. А значит, разговор будет из той же серии, что и всегда.
– Я не просто так тебе написала. Нам надо поговорить.
«Блин. Снова „поговорить“, сколько раз уже…»
Сид потянулся за бутылкой, глотнул. Поймал Лизин взгляд и обезоруживающе улыбнулся:
– Давай поговорим, бэби. О чем?
Лиза отвела глаза и снова уставилась на серые волны. Губа прикушена, руки на коленях сцеплены так, что костяшки побелели.
– О нас поговорить, Сид. О будущем.
Сид приглушил раздражение усилием воли – уж в который раз за сегодня! – и с готовностью кивнул:
– Мы – это прекрасно. Я люблю наше «мы».
– А оно вообще есть?
Лиза резко повернулась к Сиду и уставилась на него с тем же выжидательным настороженным выражением глаз.
Сиду стало смешно и в то же время досадно. Она так старалась следить за лицом и сохранить свою фирменную непроницаемо-ироничную маску, но вот голос – голос подвел. В нем слышались бессонная ночь в поезде, вокзальный кофе вместо завтрака, выкуренные второпях сигареты, горечь, подступающая паника и что-то еще, неизмеримо большее. Бьющее наотмашь. Голос женщины, готовой идти до конца.
Сид заставил себя не отвести взгляда.
– Ну вот он я. А вот ты. Разве мы не вместе сейчас?
Лиза невесело усмехнулась, утопила сигарету в песке, но тут же потянулась за следующей.
– Мне этого мало, ты же знаешь. Мне нужно знать: у нас могло бы что-то получиться? По-настоящему?
Сид чуть не закатил глаза. Но вместо этого он только провел ладонью по бритой макушке. Заговорил негромко, расчетливо добавляя в голос горечи и обреченности:
– Лиз, ну о каком «по-настоящему» ты говоришь? Мы в разных городах. У тебя вся жизнь в Москве, карьера… И ты вообще-то замужем!
Запрещенный прием. Они оба прекрасно знали, что все это вовсе не главное.
– Не увиливай, – Лиза только дернула плечом, – речь не о том. У тебя есть какие-нибудь планы насчет нас?
С планами у Сида всегда было не очень.
Лиза подалась вперед. Она ждала ответа, затаив дыхание и уже не следя за выражением лица.
Сид почувствовал, как защемило под ложечкой.
Она смотрела на него так ищуще. На секунду ему показалось, будто она тонет в бездонном болоте, среди серого тумана, и отчаянно рвется наверх, к воздуху, пытается ухватить его за руку. И, конечно, раз за разом промахивается.
– Как-нибудь займемся любовью в туалете самолета, летящего над Атлантикой. Как тебе такой план? – Сид говорил легко и улыбался так тепло.
Ну вот, он снова сделал шаг назад, спрятал руку за спину. Совсем не трудно, особенно если привыкнуть.
«Ты все сделал правильно, приятель».
Лиза коротко, нервно рассмеялась. Отвернувшись, она порывистым жестом подхватила сумочку.
Однако Сид оказался быстрее. Он цепко ухватил ее за руку, помешал встать.
– А помнишь, я тебе сюрприз обещал?
Потянувшись к рюкзаку, он достал оттуда шуршащий сверток.
– Смотри, бэби!
Лиза обернулась. Глаза жесткие и сухие, спина прямая. А ладонь такая узкая и совсем холодная, безвольная.
– Что это?
Сид развернул сверток, расправил на коленях тонкую, чуть выцветшую бумагу. Покосился на подругу хитро, с прищуром.
– Летающий фонарик? – Лиза фыркнула. – Их же не продают уже лет сто…
– Специально хранил, – Сид гордо улыбнулся. – Для особого случая.
Легко поднявшись на ноги, он протянул Лизе руку:
– Ну что, сделаем это вместе?
Через пять минут они стояли, обнявшись и задрав головы. В небе над ними медленно поднимался, подрагивая на ветру, красный фонарик в форме сердца. Текли секунды. Сердце теряло очертания и постепенно превращалось в одинокую яркую точку на фоне серого неба.
Лиза всхлипнула.
Сид обнял ее крепче, прижался носом к холодной щеке.
– Кстати, насчет планов. Не хочешь через три недели сгонять на Север?
Яна
Она торопливо шла по набережной, глотая слезы. Справа тянулись унылые девятиэтажки, слева… Влево Яна старалась не смотреть. Во-первых, в памяти еще слишком остро топорщилось горбом утро на заливе, те же волны, монотонно набегающие на песок, силящиеся дотянуться до высохшей сосны, но умирающие задолго до нее. Во-вторых, слева дул свирепый северный ветер. Он пробирал до самых костей, терзал душу, оголтело трепал Янины волосы и срывал с глаз слезинки.
В этом районе всегда собачий холод, а до остановки еще полтора квартала. Яна упрямо мотнула головой и вытерла мокрые глаза рукавом куртки.
В ушах безжалостно звенела прощальная фраза, брошенная вдогонку, уже на лестничной площадке. Хлесткие слова отскочили от перил и грязных стен упругими комочками злобы, метнулись вниз по зассанным ступеням, чтобы кинуться Яне под ноги, загнать в вонючий угол, заклевать и добить.
«Дура! Думаешь, я на вагиньем языке понимаю?!»
Голос резкий и холодный, бьет наотмашь. Яна тогда только коротко и оскорбительно рассмеялась в ответ:
«Пошел ты!»
Разве бывают такие голоса у тех, кто только что занимался любовью? Невозможно!
Яна почувствовала, как рот некрасиво кривится, как резко вырывается из него горячий сиплый выдох. Слезы снова побежали из глаз. Яна их уже не вытирала.
Она свернула за угол как раз вовремя, чтобы увидеть хвост отъезжающей маршрутки.
– Подождите! Стойте! – Яна припустила следом, размахивая руками.
Желтая «газель» тряско вильнула грязным задом и скрылась за углом.
– Козел!..
Яна остановилась и потянула воздух носом, восстанавливая дыхание. Бесполезно. Ком в горле не пропускал воздух. Выдохи вырывались вперемешку с всхлипами.
Снова заморосил дождь. Яна понуро побрела обратно к остановке. Там уже, устало вытянув ноги, сидела женщина с парой пухлых хозяйственных сумок. Яна тоже нацелилась было присесть на длинную холодную металлическую скамью. Подойдя ближе, она хлюпнула носом и робко улыбнулась соседке. Женщина ответила осуждающим взглядом и сдвинула сумки поближе к себе.
У Яны вырвался издевательский смешок.
«Ну да, вот только твоих баулов мне и не хватало!»
А потом скользнула взглядом по своему отражению в стекле остановки и испытала болезненный укол стыда. Растрепанная, зареванная, глаза дикие.
«Рвань перехожая – вот как мама про таких говорила!»
