– Это тебе до лампочки, успеем мы в Питер или нет. А у меня вся жизнь решается через двенадцать часов! Должна была сама позаботиться о себе.
Вот сейчас он точно напрягся. Однако сидел тихо, не поднимая глаз и продолжая крутить феньку.
«Ну же, скажи, что тебе тоже не все равно!»
– Это мне та рыжая девчонка подарила, – проговорил наконец Сид. – Крутая, правда?
– Кто крутая? – Яна отодвинулась. – Нет, неправда.
Она почувствовала, как в душе что-то захлопнулось. Поспешно отвернувшись, Яна бросила:
– Вставай, двигать пора.
08:40, объездная Петрозаводска
442 км до Санкт-Петербурга
Сид закурил и закашлялся. Горло саднило, глаза словно песком засыпало. А еще плечи ломило, и сидеть на рюкзаке было неудобно. Он просто очень устал.
«Да, buddy, что-то ты сдал! И ведь всего одна бессонная ночь. А раньше неделями отрывался…»
К тому же душу с утра разъедал неприятный осадок. Конечно, он сам нарвался. Сид виновато вздохнул. И кто его тогда за язык тянул?
Янка вроде искренне его поблагодарить хотела.
«Сам виноват, брат: вел бы себя по-людски – давно бы уже все у вас получилось…»
Сид отчаянно боялся признаться себе, насколько он успел привязаться к этой девчонке.
Вообще-то он всегда был сторонником свободных отношений и минимума обязательств. И тем не менее за последние дни ему на самом деле захотелось заботиться о Яне.
Только вот вид у нее был такой самоуверенный, что любого бы передернуло.
Впрочем, так еще с самого первого дня их знакомства повелось. Сид скептически хмыкнул, возвращаясь мыслями в прошлое.
В их первое свидание в Питер пришло лето. Теплые сумерки были прозрачны, воздух пах разогретым за день асфальтом и самую капельку – морем.
В тот вечер Сид катал Яну на самокате по Невскому, потом они кормили голубей возле Казанского и познакомились с уличными музыкантами из Уфы.
Под конец вечера Яна сидела, беззаботно болтая ногами, на бортике фонтана и уплетала за обе щеки клубничное мороженое. За ее спиной тускло светился в сером небе шпиль Адмиралтейства.
– А я вот капитализм люблю, – неожиданно заявила Яна, хрустя вафельным стаканчиком.
Посмеиваясь, Сид окинул девушку взглядом: розовые конверсы (неужели настоящие? выпендрежница!), острые коленки, безразмерная толстовка и пряди волос, лежащие так безукоризненно-небрежно. Широко распахнутые прозрачные серо-голубые глаза, трогательные веснушки и неуловимо хищное выражение лица.
Сид тогда даже вздохнул: слишком уж это все не вязалось воедино.
Ничуть не смутившись и, кажется, даже ничего не заметив, Яна принялась вдохновенно рассуждать:
– Не, ну а что? По-моему, все справедливо. Кто на какую жизнь заработал – тот так и живет. Фигачь на результат, все в твоих руках, и все такое. Человека определяет его успешность и то, что он делает. А слабаки пусть сидят в своем болоте. Да?
Сид едва не застонал от досады.
«Вот только выслушивать взгляды на жизнь от двадцатилетнего кида еще не хватало!»
Переведя взгляд на Сида, Яна протянула ему мороженое:
– Хочешь?
Отгоняя злые мысли, он растянул губы в широкой улыбке и откусил мороженое из ее рук. Почему-то этот жест показался ему чересчур интимным и вместе с тем наивным, словно подсмотренным в старой мелодраме.
– Так что ты думаешь об этом? – нетерпеливо переспросила Яна.
Сид безнадежно вздохнул.
– Ничего не думаю. Думаю, надо жить и не париться.
– О-о-очень осмысленная жизнь, – фыркнула Яна.
Сид неприязненно покосился на нее.
«Что вообще такая золотая девочка забыла рядом с таким старым маргиналом, как я? Острых ощущений захотелось?»
– Надо просто делать, во что веришь. И не ебатиться по возможности, – он все еще надеялся перевести разговор в шутку.
– И во что же ты веришь… Сид? – Яна чуть замялась и иронично улыбнулась, заглядывая ему в глаза.
Сид почувствовал разгорающееся раздражение.
«Что, даже имя мое нормально выговорить не можешь?»
– Не знаю. В любовь верю, наверное. В поиски себя, – он дернул плечом.
– И в чем же это выражается?
Показалось или ее голос прозвучал ревниво?
Сид молчал. Да и что он мог ей сказать? Прочитать стихи? Рассказать о своих безумных пьянках и нескончаемых авантюрах? Объяснить, почему каждый месяц меняет работу? Или показать ей изрисованные белые стены своей пустой и грязной квартиры?
Вместо всего этого он растянул губы в лучшей из своих улыбок и спросил с тщательно продуманным равнодушием:
– А что ты делаешь через три недели? Не хочешь скататься на Север?
Мимо пронеслась фура. Сид вздохнул, глядя в спину Яне.
«Вроде девчонка как девчонка. И что в ней такого особенного?»
Утром глупо, конечно, вышло. Сиду не давало покоя то, что его до сих пор донимало чувство обиды за полученный отказ.
«Ну не захотела она с тобой в воду лезть, и что? Сам виноват, ведешь себя как кобель!»
Похоже, собирался дождь.
Мимо с ревом лился поток машин, а время будто бы замерло. Янка совершенно скисла: понурив плечи, она ковыряла обочину носком кеда и вяло голосовала навстречу несущимся машинам.
«Ну вот, глаза обиженные, губа закушена. Черта с два она так застопит попутку!»
– Яночка! Солнце мое, выше нос!
Сид окликнул подругу привычно бодрым голосом. Ни к чему ей знать о том, что он сам уже на пределе.
Яна повернула голову. Обвиняющий взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего.
Сид присвистнул:
– У-у-у, да ты прям королева драмы, бэби!
– Все издеваешься? – Яна пренебрежительно подняла бровь. От нее так и веяло холодом. – А нас между тем уже три часа никто не берет. Мне через семь часов надо дома быть!
«Дурак – она ведь просто хочет, чтобы ты показал: тебе не все равно!»
Сид примирительно поднял руки.
– О’кей, не кипятись!
Легко поднявшись на ноги, он боком, будто играючи, подошел к подруге. Встал прямо за ее спиной и ласково проговорил на ухо:
– А давай лучше вместе?
Яна слегка вздрогнула, но не отстранилась.
Сид подался чуть вперед и обхватил ее руку, поднял выше. Их вскинутые большие пальцы замерли в извечном жесте бродяг, приветствующих пролетающие фуры.
