– А вот и спящая красавица. Меня Русланом звать. Давай, полезай назад!
За сиденьями обнаружилась узкая, но мягкая койка, застеленная цветастым полотенцем.
Испустив облегченный вздох, Яна растянулась на чужой постели и закрыла глаза. Было уютно, задавать вопросы не хотелось.
– Не мерзнешь? На вот, накинь, – шепот Сида раздался прямо над ухом.
Плечи укутала согретая чужим теплом толстовка. Яна потерлась щекой о пропылившуюся ткань и неслышно промямлила уже в полусне:
– Тобой пахнет… Спасибо.
02:15, трасса Р-21
510 км до Санкт-Петербурга
Сид потянулся, хрустнув шейными позвонками. Судорожно взревывая, «КамАЗ» только что преодолел очередной покатый подъем.
– Тачка у тебя – монстр. Небось, постарше меня будет? – Сид закурил и вопросительно улыбнулся водителю.
– А как же – она еще перестройку помнит! – Руслан заулыбался, любовно поглаживая выцветший пластик приборной доски. – Всю семью кормит, ласточка моя!
– Я тоже и перестройку, и «совок» вполне себе помню, – ревниво заметил Сид.
Он вдруг понял, что водитель держит его за ровесника Янки. Это было неожиданно обидно.
– Да ну? Это сколько тебе? – Руслан недоверчиво приподнял брови.
– Возраст Христа, плюс-минус три года, – заученно хмыкнул Сид.
Эта фраза за последние годы успела стать настолько привычной и надоесть, что он вдруг решил больше не использовать ее. Помолчав, он пояснил:
– Тридцать шесть почти.
– Хорошо сохранился, парень! – присвистнул водитель. – Так ты и женат, наверное?
«Бог миловал» – тоже привычный, уже набивший оскомину ответ.
– Да нет, по-другому, – Сид отчего-то почувствовал себя глупо.
– И детей нет? У меня вот две дочки, – отогнув козырек над лобовым стеклом, Руслан кивнул на пару выцветших фото.
– А насчет детей я и не знаю, – сглотнув, Сид неожиданно для себя ответил чистую правду.
Ему показалось, что водитель сейчас неодобрительно покосится на него. Но нет, тот только хмыкнул как-то снисходительно и потянулся за пачкой «Примы».
– Значит, не нагулялся еще… Прямо как я после армии.
– Я и не служил…
«Сидевших же в армию не берут».
Договаривать фразу не захотелось. Сид понял, что ему почему-то очень важно, что о нем подумает этот седой мужик с мозолистыми ладонями и простой житейской мудростью в блекло-голубых глазах.
Сид кашлянул и закончил:
– Не знаю, как-то так вышло – до двадцати семи бегал.
– А дальше что? – Руслан выпустил облако сизого вонючего дыма.
– А дальше – то же самое. Бегаю… От работы, от женщин, от обязательств. Устал уже бегать, а остановиться все не могу. Ерунда какая-то.
Сид говорил неожиданно для себя просто, без прикрас и обычной рисовки. Он почувствовал, что любой другой тон сейчас прозвучал бы фальшиво и оскорбительно.
Руслан задумчиво покивал и неожиданно сменил тему:
– Кто она тебе? Подруга?
– Она? – Сид мотнул головой назад. – Да какое… Мы и месяца не знакомы. Она меня ненавидит.
– Ну и козел.
– Наверное.
На Сида накатилась усталость.
– Знаешь, парень, – Руслан говорил как-то особо задушевно, сосредоточенно хмурясь в лобовое стекло. – Вот пожил бы ты с мое, научился бы ценить настоящее. Ну, гулянки твои, пьянки, девки – к чему это все? Оглянуться не успеешь, время пройдет – захочешь, чтобы свой угол был, чтобы родная душа дома ждала. Опять же, заботиться о ком-то… Нет, брат, повидал бы ты с мое – ты бы сейчас не чудил!
Сид почувствовал себя несправедливо обиженным мальчишкой. Захотелось возразить, что неправда это, будто вся его жизнь – сплошной пустяк. Ведь было же и настоящее: поиски себя, вдохновение, свобода…
Перед глазами замаячили образы: вот ему тринадцать, и снова надо поменять простыню под парализованным дедом. Матери опять нет дома уже третьи сутки, а вся комната пропиталась запахом лекарств и мочи. Вот его бьют пацаны в десятом классе. А вот его взяли на горячем: камера СИЗО, бесплатный адвокат… Нет, об этом лучше не вспоминать.
Да нет, было же и хорошее! Вот он читает стихи той итальянке на коммунальной кухне, а за окном зыбко маячит в предрассветных сумерках Средний проспект. А вот бросил очередную работу и ушел пешком на Черное море. Это было как раз после той попойки в гримерке Театра Комедии, году так, постойте, в 2002-м?
Молчание в кабине затягивалось.
– И что же ты повидал? – Сид тоже смотрел прямо перед собой.
Тот ответил без задержки, словно только и ждал вопроса:
– Чечня, вторая кампания. Три года по контракту чертей гонял. Лучшего друга там потерял. А семь лет назад жену схоронил. Теперь дочек один вот ращу…
Голос Руслана стал словно чужим, механическим. Он перечислял жизненные утраты без рисовки и горечи, просто констатируя факты.
Сид молчал. Он не знал, что сказать.
Через пару минут Руслан заговорил снова, уже своим обычным голосом:
– Ты вот можешь сделать хоть что-нибудь, чтобы она тебя не ненавидела?
Сид вздрогнул и оторвал взгляд от лобового стекла. Оглянулся назад – Янка спала, свернувшись клубочком. Такая маленькая и беззащитная и такая доверчивая. Сиду стало ее жаль. Он сглотнул комок и выдавил:
– Да, одну вещь точно могу.
«Только если я это сделаю, то больше никогда ее не увижу», – он не стал договаривать мысль вслух.
– Ну так что же, брат? – Руслан повернулся к нему, глядя выжидающе и даже словно бы оценивающе.
Сид достал из кармана телефон и бросил взгляд на часы. Оставалось двенадцать часов и пятьсот километров.
Он заговорил неохотно, ощущая, что сжигает мосты и берет на себя, возможно, невыполнимые обязательства:
– Сделаю. Наизнанку вывернусь, но сделаю.
Руслан удовлетворенно хмыкнул.
Дальше ехали молча. Ревет мотор, тянется, не кончаясь, северная белая ночь.
04:20, объездная Петрозаводска
443 км до Санкт-Петербурга
– Подъем! С вещами на выход! – бодрый голос Сида бесцеремонно разбил сон, в котором Яна снова была маленькой и лепила с бабушкой вареники.
Еще ничего не успев толком сообразить, она выпрыгнула из кабины «КамАЗа». Сид с рюкзаками выкатился следом.
Посигналив на прощание, фура тронулась, унося с собой теплый уют кабины и Янин недосмотренный сон.
– Где мы? – спросила она, сонно таращась по сторонам.
