– Нет! Все кончено. Собирай вещи! Утром тебя здесь не будет.
Глаза Яны недоверчиво распахнулись, она шевельнула губами. Наверное, что-то говорила. Или даже кричала. Сид не слышал.
Неловко попятившись, он вылетел в коридор, развернулся и опрометью бросился к выходу. Онемевшие пальцы судорожно схватили лямку рюкзака, Сид всем телом навалился на входную дверь. Та послушно поддалась.
Последний рывок – и он оказался на свободе, в спасительном сумраке подъезда. Не разбирая дороги, поскальзываясь на щербатых ступенях, он опрометью бросился вниз.
Все кончено.
Его ждал манеж. Нельзя опаздывать на последнее представление. Там жизнь, там люди. Только там белоглазые призраки не смогут достать его. Они не смогут победить. Только не сегодня.
Яна
Она стояла, потупившись, посреди пустой комнаты, такой огромной и бесприютной. Где-то в углах еще замирали звук торопливых шагов Сида и грохот захлопнувшейся двери. Но центр комнаты уже накрыло ватное одеяло гнетущей тишины.
Яна с усилием подняла глаза от чисто подметенного пола (все было зря!). Из глубины украшенного с таким старанием зеркала на нее ошеломленно уставилось ее отражение. Казалось, потемневшие от горя глаза сожрали половину лица, а губы скорбно стянулись в одну строгую черту – лишь бы не проронить ни единого слова жалобы! Яна знала: если начнет плакать, то уже не сможет остановиться.
Щека горела от удара, в прикушенном языке пульсировала острая боль, а на плече наверняка уже выступили синяки.
Она медленно подняла руку и стерла с подбородка кровь. Пальцы ощутили тепло, и в груди дрогнул какой-то барьер. По пустой комнате гулко пронесся безумный смех, пресекшийся всхлипами.
Неправда это, что она неживая! Ведь она чувствует боль, разве этого мало?
– И это сделал со мной ты, – негромко выговорила Яна.
Сид и его вечные женщины (вот уж в ком огня хоть отбавляй!), его постоянные отлучки и дурацкий пустой дом, донимающий по ночам шепотами и шорохами, которых там вовсе не должно быть. Выстуженный, холодный, никому не нужный дом. А ведь Лиза ее предупреждала.
Или нет? Что, если этот дом стал таким по вине Яны?
Владиз – симулякр, но что, если она сама стала не лучше?
…Уютный осенний вечер из какой-то другой, почти забытой жизни. За окном непроглядная мгла и шквалы ветра, холодный дождь со всей дури барабанит по стеклу. Бесполезно: стылой осени не прорваться внутрь, ведь на подоконнике несут дозор чуткий тонконогий жираф и целая армия свечей. Толстые, оплывшие, цвета кофе с молоком и высокие белоснежные – они делятся теплом и отгоняют прочь все дурное.
Яна лежит, свернувшись клубком в прогретой постели: коленки уперты в теплый бок Сида, кусачий плед натянут до самого носа, сердце стучит сильно, но медленно, будто с опаской. Яне жутко и интересно, она хихикает и легонько толкает приятеля в ребра:
– Ты не договорил! Что еще нужно знать о симулякрах?
Сид блаженно жмурится и тянет время, крутит в руках полупустую бутылку вина. Он делает долгий глоток, щурится на пламя свечей и молчит до тех пор, пока Яна не прижимается к нему еще теснее. Тогда он заглядывает подруге в глаза и с улыбкой заканчивает:
– Говорят, если отдать симулякру кусочек души, то рано или поздно сам станешь таким же.
Яна зачарованно глядит в желтые, будто горящие изнутри глаза. На секунду она чувствует ледяное дыхание недоброго предчувствия на щеке, но тут же прячется под плед, разражается облегченным смехом:
– Да ну тебя! Глупый, нам ведь так нужна эта работа!
Сид отвечает довольным хрипловатым смешком и лишь пожимает плечами:
– Я тебя предупредил. А ты уж сама решай, бэби.
Убаюкивающий шум дождя, живое пламя свечей…
Яна провела дрожащей рукой по лицу, с усилием возвращая себя в действительность. Это все неправда, вымысел, глупая сказка! Ей больно, холодно и страшно, а значит – она жива, что бы там ни говорили другие.
Легкие понемногу заполнило липкое дыхание ужаса, с потемок души донесся холодный шепоток:
– Для любимого ты уж точно умерла…
– Заткнись, тварь! – Яна с силой хлопнула себя по виску.
Перед глазами снова встало перекошенное ненавистью лицо Сида. Из полыхающих бешеным огнем звериных глаз рвутся наружу все демоны, а голос жесткий и злой, уверенный в собственной правоте:
– Собирай вещи! Утром тебя здесь не будет.
Он уже говорил однажды нечто подобное, но теперь все совсем по-другому. Янино чутье не могло ошибиться: сейчас это была не угроза, не крик боли, а холодный приказ.
Яна прижала ладонь к животу, жадно прислушиваясь к отголоску растущей в ней новой жизни.
Куда же им теперь идти? Все это было с такой любовью подготовлено для него, еще не родившегося: плетеная кроватка и зеркало с потешными рыбками, безмятежно-голубые стены цвета июльского неба – он ведь должен родиться в июле.
Какой чудовищной ошибкой ей теперь казалось мимолетное решение избавиться от этого маленького чуда! И какое же счастье, что она вовремя одумалась, отменила роковой визит в стерильно-ледяную, пропахшую антисептиком и страхом клинику. Сид бы сказал: верно, не оставили тебя добрые духи.
И вот теперь Сида нет, они остались вдвоем. Куда им идти завтра утром? Яна прижала ладонь к губам, но жалобный всхлип все равно прорвался наружу:
– Прости, мой малыш. Я тебя подвела…
Пьяно пошатываясь, она побрела прочь. Кроватка за ее спиной, любовно подготовленная детская – всему этому уже не бывать.
Так что же ей остается?
Яна стояла посреди комнаты с белыми стенами. Она потянулась к пыльной полке и сняла с нее заветную деревянную шкатулку. Холодно, ужасно холодно – почему-то совсем не так, как в голубой детской или солнечной ванной.
Она с минуту помедлила, но все же опустилась на постель. Какая разница, где быть, если главный холод давно и надежно поселился внутри?
Терпкий запах плитки гашиша, миниатюрная курительная трубка. Яна неуверенно улыбнулась. Сейчас она вдохнет в себя едкий смолистый дым, прикроет глаза и немного отдохнет. Всего пару минут, и на душе станет спокойнее. Может быть, тогда она сможет придумать выход. Конечно, сможет.
Она щелкнула зажигалкой, сделала глубокую затяжку и задержала в легких спасительный дурман. Несколько секунд – и внутри что-то сместилось, будто детали мозаики встали на свои места. Яна до боли сжала пальцы на резном угле шкатулки.
Она вспомнила, что еще рассказала Лиза в тот дождливый летний день на террасе кафе. В ушах отчетливо зазвучал прокуренный голос с нотками отчаяния.
– …А знаешь, я ведь как-то сама хотела со всем этим покончить… У него есть такой деревянный ящик с волшебными запасами – наверное, видела? У меня был свой escape-план: как остаться в той комнате навсегда, слиться с ней воедино и больше ни о чем не волноваться.
