– Врет! Это она замужем!
Его солнечно-желтые глаза останавливаются на Яне. Она затравленно жмется в угол и молчит. Сид вздыхает.
– Бэби…
Жестом фокусника он вскидывает правую руку. В линии ладони въелась смолистая копоть лесного костра, а на большом пальце краснеет свежий порез.
– Видишь кольцо? Вот и я нет!
Стук рельсов вторит смеху с нотками безумия…
…Лиза перегибается через стол и зло шепчет ей в лицо:
– Я с ним уже восемь лет, девочка. Мы столько всего пережили, что тебе и не снилось!
Дождь барабанит по перилам террасы. Яна вытягивает руку и ощущает холодные капли на ладони…
…Горячо вспыхивает кончик сигареты, Сид выдыхает через ноздри облако дыма и криво усмехается.
– Восемь лет, ты прикалываешься? Думаешь, я бы смог так долго трахать эту стерву?
Его голос звучит так резко и холодно, что Яна невольно втягивает голову в плечи.
– Да ведь она же конченая психопатка! Разве сама не видишь?
Кажется, еще никогда Яне так сильно не хотелось поверить чужим словам…
…Сердце сжимают каменные тиски. Неправда все это!
– Охренеть. Стоило уехать на лето, – Лиза сокрушенно качает головой. – Работа, чтоб ее!
Яна как зачарованная смотрит на тонкие губы, безупречно подведенные карандашом.
Отточенным движением Лиза стряхивает пепел на пол.
– Не лезь к нему больше. Я ношу его ребенка.
Сердце екает, и Яна чувствует, как доски пола раздвигаются, и она вместе с плетеным стулом проваливается в черную пропасть.
– Нет. Этого не может быть…
…Сид со стуком захлопывает дверь тамбура и делает шаг к Яне.
– Да ведь это же бред собачий! Она уже три года живет в Москве. И я с ней не был уже несколько месяцев!
Его горячие ладони ложатся на плечи Яны – она чувствует тепло даже сквозь ткань куртки.
– Это не мой ребенок. Слышишь?
Желтые глаза так и пылают огнем, зрачки сужены до предела. Яна видит: Сид едва держит себя в руках.
«Это не мой ребенок…»
…К столику подходит прыщавый официант, он нервно прячет руки в карман фартука.
– Извините, здесь нельзя курить.
Лиза не оборачивается. Она, не глядя, бросает окурок в чашку с недопитым эспрессо и наклоняется к Яне.
– Ладно, вот как мы поступим. Я вернусь осенью. И тебя я больше не увижу.
Каждый вдох дается с трудом, к горлу подступают рыдания.
– Ты меня поняла?
Лизино лицо двоится, становится нечетким. Глупые капли дождя попали в глаза, и теперь так и просятся наружу…
…Горячий шепот Сида раздается над самым ухом:
– Бэби, я люблю тебя. Не верь ей, мне верь.
Яна щурится в лучах утреннего солнца и медленно кивает. Она чувствует, как в груди начинает оттаивать гигантский ледяной ком…
Ну вот и все. Из небытия лениво проступили звуки бегущей воды и блюза, затем появился свет – дрожащий огонек свечи на столе. В реальность вкрадчиво вплелся запах корицы, по телу разлилось уютное тепло.
Яна недоуменно улыбнулась и окинула комнату взглядом, в котором светилась тихая радость. Бежать – отсюда, из этого зачарованного дома с белыми стенами, застывшего в безвременье вечной молодости? От их солнечно-летней Трассы Ноль, от старых друзей – жирафа и сиреневого оленя?
Ну уж нет! У Яны вырвался тихий смешок.
Слишком долго она бежала, теперь настало время вернуться туда, где всегда было ее место. Время быть собой и действовать!
Ее рука нежно провела по гладкой коже живота.
Яна наконец знала, что делать. Она знала, как задержать Сида! Теперь главное – успеть, успеть, успеть…
Сид
– У меня для тебя есть сюрприз!
Голос Яны застал Сида почти в дверях: он как раз примерялся, как бы половчее унести сразу и рюкзак, и сумку с реквизитом.
– Ну что там, бэби?
Он оглянулся через плечо, скрывая раздражение за нетерпеливым дружелюбием.
Сегодня был день последнего представления в Автово. Через два дня их ждет Дубай. Сколько же событий за двое суток: прощание с манежем, который подарил Сиду иной способ жить жизнь, отвальная пьянка с труппой, лихорадочные сборы, ночной аэропорт… А дальше только воздух, путь в неизвестность вдвоем с Никой сквозь черную мглу.
Сид уже не помнил, когда он в последний раз спал больше трех часов кряду, но что за беда? Бывают периоды жизни, когда спать просто нельзя, иначе упустишь все самое настоящее.
– Я его готовила две недели.
Он пристальнее взглянул на Яну: бледная и отощавшая, кутающаяся в толстовку Сида, на голове громоздится нелепый пучок выцветших волос. На узком сосредоточенном личике залегли глубокие тени, губы чуть дрожат. Сид все же предпринял последнюю попытку:
– А может, отложим на вечер, бэби?
– Нет, нет, сейчас! Пойдем!
Яна горячечно схватила Сида за руку. Он покорно вздохнул.
– О’кей, идем.
Что же, по крайней мере, он узнает, чем Янка занималась все холода, притаившись в их белой комнате. Сид привычно шагнул к двери, но его остановил нетерпеливый возглас Яны:
– Нет, не туда. Дальше!
Сид сбился с шага. Он ощутил, как закаменели челюсти, а ладони мигом вспотели.
– Что?..
Но Яна не заметила его смятения. Она пятилась дальше по коридору, зазывно маша рукой:
– Ну же, ты только глянь!
Время замедлило бег. Сид увидел, как ее рука медленно, словно сквозь толщу воды, тянется к пыльной дверной ручке (нет, вовсе не пыльной! а он только сейчас заметил!), как с усилием поддаются несмазанные петли.
– Не надо…
Он сказал это или только подумал? Горло обожгло волной паники, внутренности завязались узлом. Сиду показалось, будто он стоит на краю пропасти.
Но Яна даже не взглянула на него. Она толкнула дверь, и та распахнулась настежь с рвущим душу скрипом.
Сид почувствовал, что его сейчас вырвет. Он сделал нетвердый шаг к открытой двери и хрипло прошептал:
– Нет. Не может быть…
Он до боли сжал кулаки и взмолился: пусть это будет лишь сон! Сейчас он проснется, и все снова будет в порядке. Все вернется на прежние места: пыльная запертая дверь так и останется надежным стражем его короткого сбивчивого сна.
Но Сид понимал, что этого не будет. Все бесполезно: кто-то уже отпер дверь, и теперь все худшие призраки вырвались наружу. Время сделало безумный скачок, вернувшись на четверть века. Все повторялось, и это была реальность, а не дурной кошмар.
