26 день ласточек. Риль Суардис
Он проснулся резко, словно вынырнул. Вот только что валялся на душистом сене, под мычание коров что-то рассказывал прелестной девушке, тонкой, гибкой и мягкой, как лисенок, а она терлась о его бок, довольно вздыхала — и вдруг оказался здесь… где? Запах трав и солнца никуда не делся, под боком дышало что-то теплое. Сон продолжается?
Где-то наверху снова замычало. Стриж открыл глаза: полог белой кисеи словно светился в утреннем солнце, под пологом висела механическая птица с золотым оперением и мычала. Теплое под боком завозилось и закинуло на него руку. Стриж замер, выровнял дыхание, как положено спящему, и на всякий случай закрыл глаза. Глупо? Но так не хотелось просыпаться и вспоминать, зачем он здесь.
Руки сами собой обхватили теплое девичье тело крепче, и Стриж вдохнул свежий и терпкий запах кувшинок. На миг он пожалел, что не решился, укладывая Шуалейду в кровать, снять с нее сорочку. Но кто знает, позволила бы она? Может, она только притворялась спящей, как притворялся вчера он сам…
…вчера Стриж проснулся, когда Шуалейда спустилась в гостиную. Он заставил себя лежать смирно: мало ли, она расслабится и забудет защищаться? Надо выждать, понаблюдать за ней — работай, мастер теней, работай!
Эта Шуалейда была совсем иной — не изображала ни избалованной принцессы, ни ужасной колдуньи. Наверное, потому что ее Тигренок спал. Сквозь ресницы Стриж видел совсем юную девушку, расстроенную и испуганную. Хрупкую и беззащитную… Беззащитную? Показалось, что тончайшая пленка магии, все время окутывающая ее, погасла — но проверять он не решился. Или не захотел. И отвернулся — чтобы не видеть ее закушенную губу.
Тигренок спал, пока Шуалейда лечила его изодранную хлыстом спину, а Стриж напряженно размышлял: как выпутываться? Стоило признать, что убивать ее он не хочет, несмотря на плетку, ошейник… да несмотря ни на что! Убить эту полоумную колдунью казалось святотатством, все равно как оборвать крылья ядовитой, невероятной красоты ночной бабочке. Но заказ, шис бы подрал регентшу и придворного мага! Если бы можно было добраться до них! Отрезать головы и принести Шуалейде — она бы обрадовалась столь изысканному подарку. Быть может, она бы даже поцеловала его, мастера теней по прозвищу Стриж, а не менестреля…
Стриж закусил губу, подавил готовое вырваться ругательство — и замер, ощутив напряжение ее руки, коснувшейся очередного следа от хлыста.
— Спи, — шепнула она, склонившись к его уху. — Спи, мой Тигренок…
Ее губы невесомо коснулись плеча, ладонь скользнула вдоль спины, стирая последние остатки боли и окутывая его теплом. Сейчас Стриж точно знал, что она беззащитна — кажется, после сегодняшней бури он начал чувствовать чужую магию куда острее. А может, так действовала она сама, гроза и ураган. Засыпающий ураган: она дышала ровно, ладони остановились на его плечах, щека коснулась лопаток…
«Нет, мерещится. Она играет, притворяется. Проверяет меня!» — сам собой нашелся повод подождать еще немножко, позволить себе еще чуть этого волшебного тепла.
Он вслушивался в ее дыхание, в тяжесть тела, и убеждал себя: нельзя. Не время. Пока она не соскользнула с него, лишь уцепившись рукой за плечи, и ее расслабленные во сне губы не оказались совсем близко, так близко, что не поцеловать их было совершенно невозможно — поцеловать, а потом?
Стриж осторожно перевернулся на бок, обнял ее, провел ладонью по шее, такой хрупкой… Глянул на шевелящиеся по углам тени, просто тени.
«Я не хочу убивать! Хисс, ответь — тебе непременно нужна ее жизнь?»
Тени не ответили. Вместо Хисса отозвался наставник: «Ты сам поймешь, что делать».
«Пойму? Что ж, тогда мне надо подумать еще. Ты же не назвал срока, мой Мастер».
Показалось, тени по углам сгустились, в комнате похолодало…
«Хисс?!» — Стриж замер, не дыша. Сейчас Он ответит, и все станет на свои места… ну же? Но Темный промолчал. Лишь усмехнулся — или Стрижу показалось.
Зато Шуалейда пошевелилась во сне, обняла его крепче, поджала босые ноги. Замерзла. Ох, насмешливые боги, грозная колдунья замерзла!
Стриж подхватил ее на руки, очень бережно, чтоб не проснулась, и понес наверх. Уложил на постель, расстегнул длинный ряд пуговок на платье, стянул, оставив ее в одной сорочке — шис подери, чтобы ткач не сумел раздеть женщину и не разбудить! Укрыл одеялом и только собрался отступить, как она улыбнулась во сне, что-то шепнула и потянулась за его рукой. Показалось, из-под ресниц сверкнули сиреневые глаза… Нет, показалось. А не важно. Кто он такой, чтобы отказываться, когда принцесса зовет к себе в постель, пусть всего лишь спать?..
…спать и не просыпаться. Во сне можно обнять ее, поверить, что он — вовсе не убийца, а она — вовсе не полоумная колдунья…
Она вздохнула, потерлась о него — сорочка задралась, обнажив сливочно-нежное бедро. Стриж отвел с лица Шуалейды спутанные пряди, коснулся губами закрытых глаз с пушистыми полукружьями ресниц и притиснул ее к себе — она закинула ногу на него, подалась навстречу и выдохнула, рот в рот:
— Дайм, люби…
Стриж чуть не задохнулся. Поймав губами горькое, как отрава, чужое имя, впился в податливый рот, и пил, пил раскаленное олово ее поцелуя — украденного поцелуя. Пил, чтобы не кричать от… боли? Дурак, тролль безмозглый, ты и впрямь надеялся, что нужен ей? Что ты, кот помоечный, способен занять место императорского сына хоть на час?
Пытку прервало мычание птички. Шуалейда, наконец, проснулась и поняла, что в ее постели вовсе не тот, кто должен в ней быть. Она вздрогнула, отстранилась и — улыбнулась, шис ее подери! Стриж еле сдержал желание сломать тонкую шею, выпить последний поцелуй, чтобы никому больше не достался. Целый миг он, не дыша, смотрел в непроницаемые сиреневые глаза колдуньи и интриганки, понимая, что, стоит им погаснуть, и погаснет все — а ему останется лишь сдохнуть, обнимая холодное тело. Чтобы никому больше не досталось.
Морок нарушило мычание. Шуалейда вскочила с кровати: солнце из окна облизывало ее, не обращая внимания на тонкую сорочку, и она светилась, вся, он макушки до маленьких босых пяток… А птичка все мычала.
Стриж зажмурился. Шис! Заклинило этот безумный будильник полоумных магов? Можно прозакладывать последние штаны, что его подарил Шуалейде приснопамятный маркиз Длинные… Длинный Дысс, сто шисов его подери. Вот кого стоит убить. И ее тоже — чтобы не плакала по любовнику.
— Тигренок, ты еще спишь? — не оборачиваясь, спросила колдунья, уже одетая во что-то сизое и переливчатое, как облака. — Сколько можно! Через двадцать минут спускайся к завтраку. Мои фрейлины уже пришли. — Она указала на мужской костюм в тех же облачных тонах и добавила: — Умыться не забудь.
