Александр Викторович словно услышал ее мысли, проговорил бодро, доставая из кармана ключ:
– Ничего, ничего! Это с виду неказист домик, а на самом деле весьма крепенький! Забор я починю, по бурьяну косой пройдусь… Зато в доме печка хорошая! Красавица, а не печка! И колодец во дворе есть, вода там – чистейшая… Никогда ничего вкуснее не пил!
Открыли калитку, вошли… Двор неожиданно оказался очень уютным, поросшим кудрявой ромашкой. В углу росла береза, еще гладкая, молоденькая. Под навесом – большая поленница, дрова аккуратно сложены, будто в линеечку.
– Как думаете, на зиму хватит? – задумчиво спросил Александр Викторович, кивнув головой в сторону поленницы.
– Не знаю… – пожала плечами Настя. – Я никогда не жила в доме с печным отоплением… Я думала, и здесь тоже центральное отопление есть, как везде в поселке!
– Нет. Я зимой буду печку топить. Пока не очень умею это делать, но научусь. Интересно же!
– Вы думаете, это такая романтика, да? Это же очень трудно… Представьте, что пришли вы с работы вечером, а дом остыл… Пока натопите, сто раз такую романтику проклянете!
– Не прокляну. Знаете, я ведь только недавно осознал смысл этого выражения – чем хуже, тем лучше… Только плохие условия заставляют человека двигать жизнь вперед. Там, где нет борьбы за жизнь, и самой жизни нет, то есть перестаешь ее ценить по-настоящему. Перестаешь видеть то, что нужно видеть, просто необходимо… Вот эту поленницу, этот колодец, эту березу… Перестаешь видеть небо, в конце концов!
– Да… И песню петь перестаешь… – тихо сказала Настя. Так тихо, что он переспросил, наклонив голову:
– Что вы сказали, я не расслышал?
– Да это я так, не обращайте внимания. Это я о своем, о грустном…
И снова он очень внимательно посмотрел на нее. Так внимательно, что она засмущалась, проговорила быстро:
– А вы нам еще хотели печку показать, Александр Викторович! Исключительно замечательную!
– А, ну да… Печку, конечно же… Пойдемте в дом, покажу!
Ступеньки крыльца сердито скрипнули под их ногами, будто не хотели пускать в дом. И ключ никак не хотел проворачиваться в большом амбарном замке, скрежетал строптиво. Наконец замок поддался, дверь отворилась. Александр Викторович умудрился стукнуться лбом о притолоку, тихо помянув черта. Миновали небольшие сенцы, вошли…
И сразу напустился на них, окутал паутиной терпкий травяной дух, и будто голова от него закружилась поначалу, а потом стала легкой, как перышко. И сама обстановка дома показалась уютной – и домотканые дорожки на полу, и старый пузатый буфет в углу, и круглый стол с вязаной скатертью, и оранжевый абажур над столом…
– И правда, здесь хорошо… – тихо сказала Настя, дотрагиваясь пальцами до абажура. – Надо же, чудо какое… Я такой только в старом кино видела…
– А то! Я ж вам говорил, здесь пространство особенное! А печка! Да вы поглядите, какая красавица!
Печка была и в самом деле красавицей, иначе и не назовешь. Манила к себе теплым светом изразцов, переходами от голубого к бледно-зеленому, от охристого-теплого к неожиданно-багряному, от ярко-синего к нежно-сливочному. Казалось бы, небрежное смешение красок должно вызывать недоумение, но ничего такого как раз не случилось, наоборот, сочетание радовало глаз, притягивало к себе. Хотелось подойти, потрогать руками, постоять рядом, задумавшись…
Александр Викторович шагнул к выключателю, зажег свет. Изразцы вспыхнули новыми красками, да и все пространство будто преобразилось, заиграло в оранжевом свечении абажура. Сказка, а не пространство…
– Я вижу, вам понравилось, да? – с тихой улыбкой спросил Александр Викторович, и Настя кивнула медленно, как завороженная.
Потом ее взгляд перетек к окну… Оно было почему-то сиреневым. Неужели уже сумерки на дворе? Как быстро время прошло… Очень быстро.
И здравая мысль будто вырвалась на свободу из плена, завопила сердито: да, сумерки на дворе, моя милая! Вот именно, сумерки! Твой муж домой вернулся, ждет тебя, а ты… Зависла в чужом пространстве, про свое и забыла совсем! Пора выбираться, пора и честь знать!
Глянула на часы – снова удивилась. Восемь уже! И впрямь, куда ж так время быстро утекло?
– Егор, нам пора… – потянула решительно сына к выходу. И, обернувшись к Александру Викторовичу, пояснила торопливо: – Поздно уже, нас потеряли, наверное…
– Мам… Ну давай еще немного здесь побудем! Я бабушке позвоню, скажу, что со мной все в порядке!
Словно в ответ на его просьбу зазвонил телефон у Насти в кармане куртки. Выхватила его торопливо, глянула на дисплей… И даже не успела ничего ответить, сразу окунувшись в реальность. В ту самую реальность, в которой давно жила.
– Ты где? – коротко и сердито бросил Борис.
– Да здесь, недалеко… Я сейчас… Я скоро буду!
– Сколько раз я тебя просил быть дома к моему приходу!
– Извини… Я Олю встретила, заболталась… Я уже бегу, Борис! Извини!
Хотела опрометью ринуться к выходу, увлекая за собой сына, но вдруг остановилась как вкопанная. Отчего-то стыдно стало своей торопливой пугливости. Да еще и Александр Викторович смотрел на нее так же, как в прошлый раз… Будто сочувствовал. Или жалел, может…
– Идемте, я вас до калитки провожу… – произнес он очень тихо и мягко, будто сам же извинялся за свое сочувствие. А может, ей показалось, что извинялся.
– Да, идемте… – ответила так же тихо, не глядя на него.
У калитки они постояли еще немного. Смотрели молча друг на друга. Ничего не хотелось говорить, просто стоять вот так, и все. Даже Егор притих, глядел на них удивленно. Потом Настя улыбнулась, развела руки в стороны, вздохнула тихо – пора…
Когда отошли уже довольно далеко, Егорка обернулся, проговорил с радостным недоумением:
– Мам… Александр Викторович так и стоит у калитки, в дом не уходит… Почему, а?
– Ну, не знаю… – задумчиво ответила она сыну. – Может, ему захотелось воздухом подышать…
– Да нет, мам! Вовсе нет! Я думаю, он в тебя влюбился, вот что!
– Егор, не говори ерунды…
– Да точно, точно! Я же видел, как он на тебя смотрел! Когда Вовка Симонов из нашего класса в Дашку Сидоренко влюбился, он так же на нее смотрел! Меня не обманешь, мам!
– Ну, так уж и не обманешь… Все, беги давай к бабушке. Она тебя давно потеряла, наверное… Давай, давай!
– А ты завтра к нам придешь, мам?
– Приду… Конечно, приду.
– А тебе… Тебе тоже сейчас попадет, да?
– Ничего, сынок, отобьемся. Мы же с тобой вместе – это сила, правда?
– А то… Вот если бы только всегда вместе… Тогда конечно…
– Все, сынок, беги. До завтра, сынок.
– До завтра, мам…