Да, наверное, все так. Всем хорошо. Да только от грустных Егоркиных глаз никуда не скроешься. Он тоже вырос и повзрослел за эти три года, и понимать стал больше, чем раньше. И наверняка сам себе вопросы задает, почему мама живет с чужим дядей, а его в свою жизнь не берет. Не объяснишь же ему открытым текстом, что «чужой дядя» не хочет, чтобы он жил на его территории! Хотя ничего такого объяснять и не приходится, потому что Егорка не спрашивает… Просто молчит и смотрит на нее грустно, когда она приходит. А ей от этого плакать хочется. А еще очень хочется обнять его и никуда не уходить, все время быть рядом… Ежечасно, ежеминутно присутствовать в его жизни…
Мелодия мобильника отпугнула налетевшие грустные мысли, и Настя поспешила ответить:
– Да, Борис… Я слушаю…
– Ты где?
– Я дома пока. Сейчас позавтракаю и в город поеду.
– Завтра в город поедешь. Будь дома, я к обеду приду.
– Но я хотела сегодня в город… Я успею… Мне надо маме продуктов привезти, завтра же годовщина смерти по папе…
– Ничего, твоя мама и в моем магазине хорошо отоварится, необязательно за продуктами в город ехать.
– Но я хотела на рынок… Мясо свежее купить…
– Я не понял… Ты не слышала, что я сказал? Мне надо, чтобы ты была дома! А если твоей маме нужно свежее мясо, пусть сама в город на рынок едет. Или у меня в магазине возьмет. Конечно, у меня мясо мороженое, но какая ей разница… И таким обойтись можно! В общем, ты меня услышала, надеюсь. Будь дома. И да, вот еще что! Я не один приду, с гостями. Сделку обмывать будем. Скажи там своей Марусе, чтобы расстаралась с обедом. И закусок, закусок побольше… Ну, как она умеет… Грибочки там, огурчики-помидорчики… И сама чтобы при полном параде была! Чтобы все чики-пуки, чтоб конфеткой смотрелась, поняла?
– Да, поняла…
– Ну, тогда действуй. Все, некогда мне разговоры разговаривать, давай…
Борис отключился, и Настя со вздохом положила телефон на стол, произнесла грустно:
– У нас аврал, тетя Маруся. Я в город уже не еду.
– А что такое, Настенька?
– Борис к обеду с кем-то там придет, сделку обмывать будут. Сказал, чтобы все было чики-пуки.
– Это как же, не поняла?
– Ну то есть полный парад во всем… Обед с закусками и я в лучшем виде… Тоже как закуска, наверное.
– Ну, зря ты так, Настенька… Что в том плохого, если муж тебя при полном параде хочет видеть?
– Ладно, теть Марусь. Вы тут хозяйничайте, а я пойду наверх, к параду готовиться. Если так мой муж хочет…
Когда снизу послышались голоса, она была уже готова. Накрашена, одета, причесана и даже милую улыбку на лице изобразила – ни к чему не придерешься. Прелестное создание, дорогая хозяюшка. Глазки голубые, волосики белокурые, платьице на тонкой фигурке сидит как влитое. И пошла спускаться по лестнице медленно, и пошла… Здравствуйте, дорогие гости, а вот и я!
Дорогими гостями оказались два дядьки, лысых и толстых, словно под копирку вылепленных. Брюшки под пиджаками, сальные глазки, вежливо-снисходительные улыбочки. Деловые люди, одним словом. Купи-продай, хитрую прибыль в карман положи.
– А это жена моя, Настенька, прошу любить и жаловать… – с гордостью простер руку в ее сторону Борис. Настя видела, как он ревниво глянул на лица этих дядек – ждал завистливого одобрения, стало быть.
– Ой, какая у тебя тут Настенька, надо же… – то ли хрюкнул, то ли хохотнул один из дядек. – Всем Настенькам Настенька…
– Шикарная, одно слово… Видать, красоту любишь, Борис… – подхватил другой дядька, с умильной улыбкой разглядывая спускающуюся по лестнице «красоту» и вытягивая губы смешной трубочкой.
– Да уж, другого не держим… – небрежно ухмыльнулся Борис, пожав плечами. – Как в той песне поется, помните, мужики? «Гоп-стоп, Канада, старых баб не надо
[1]»…
Они засмеялись втроем громко, одобрительно. Настя по этому смеху поняла, что со своей задачей справилась. Ярмарка тщеславия прошла успешно, можно уйти в тень. То есть сесть за накрытый стол и сидеть, помалкивать, скромно опустив глазки, но в то же время и сохранять милую улыбку на лице. Сохранять, пока ее продолжают рассматривать. Потом, когда первые рюмки будут выпиты, можно лицо слегка отпустить. А потом, когда гости и совсем раззадорятся, можно и наверх уйти – никто не заметит.
А там, наверху, можно и поплакать, если сильно захочется. Говорят, со слезами из сердца тоска вытекает. Ведь она там есть, проклятая тоска, никуда от нее не денешься! Тоска от осознания того, что она всего лишь товар… Товар, которым хвастают. Показатель успешности. Телка безмозглая. Кукла голубоглазая. И это ее счастливая жизнь, о которой твердят все кругом? Это и есть та самая «дольче вита»? Этому надо так сильно радоваться, да? Этому? Этому?!
Но и слезам тоже надо знать меру, иначе лицо опухнет, покраснеет. Тем более обед деловых людей, кажется, подходит к концу. И потому еще одна мучительная процедура ей предстоит – последний выход к гостям для прощания.
– Настя! Настя, ты где? Спускайся сюда, слышишь? Провожай гостей…
Голос у Бориса был хмельной, тягучий. Стало быть, обед прошел успешно, гости остались довольны. Быстро смахнула слезы, подпудрила щеки, нацепила на лицо сытую бездумную улыбку. Моргнула длинными ресницами, последний раз глянула на себя в зеркало. Вперед, куколка, знай свое дело…
Один из дядек долго мусолил ее руку галантным прощальным поцелуем. Настя руку не выдергивала, стояла, терпела, мило улыбаясь. Другой дядька руку мусолить не стал, послал ей воздушный поцелуй, томно прикрыв хмельные глаза.
Фу. Противно. Зато можно снова уйти наверх. И стянуть с себя наконец это обтягивающее платье, тоже противное. И косметику с лица смыть… А еще лучше – встать под душ и стоять под тугими струями долго, долго…
Когда была в душе, не слышала, что Борис поднялся вслед за ней в спальню. Вышла, увидела его… Стоит лицом к окну, перекатываясь с пятки на носок. По его спине Настя поняла – недоволен…
Обернулся. Так и есть, лицо сердитое. И сразу вопрос недовольный – в лоб:
– Почему лицо опять было зареванное, когда гостей провожала? Думаешь, я не увидел? Или думаешь, мои гости ничего не увидели, да? Ты чего меня позоришь, а? Говори, чего рыдала опять?
– Я… Я не рыдала…
Сказала и снова чуть не заплакала, губы задрожали предательски. Борис фыркнул, отвернулся к окну. Но тут же снова обернулся к ней, спросил тихо, но с гневливым напором:
– Ну что, что опять не так, Настя? Ну скажи, чего тебе не хватает? Живешь как барыня, ни в чем отказу нет… Можешь ты мне хотя бы раз объяснить внятно, что с тобой не так? Обидел я тебя чем? Бью смертным боем? Голодом морю? Из дома не выпускаю?
– Нет… Нет, Борис, нет…
