– Так говорить всегда легко! А ты бы сама побыла на моем месте!
– Да была я на твоем месте, Лёль…
– Мам! Ну ты же знаешь, о чем я говорю! Чего ты… Смотри, как видно уже…
– Да пусть видно, подумаешь! А с каждым днем еще больше будет видно! Ну что ты как маленькая, ей-богу…
– По-твоему, я большая, да? Такая вот взрослая тетка, которая ходит пузом вперед и гордится этим, ага?
– Нет. Ты не тетка. Ты юное прекрасное создание, Лёль.
– Беременное…
– Да, Лёль, беременное! Да, так получилось, и не мне тебе объяснять, как оно все получилось! И хватит уже капризничать, потому что… Потому что это глупо, в конце концов! И у меня уже терпения не хватает объяснять тебе, как глупо ты себя ведешь!
Лёлька вдруг сникла, села рядом с ней на кровать, произнесла тихо:
– Да я понимаю, мам, что глупо… Я все понимаю, правда… Я действительно сама во всем виновата, а тебе претензии предъявляю, ага… Ты прости меня, мам…
– Ну что ты, девочка моя, что ты… – ласково притянула ее за плечи Катя. – Мне не за что тебя прощать, я ж тебе просто помочь хочу… Надо как-то преодолеть этот страх, Лёлечка, понимаешь? Принять себя надо – в новом своем положении…
– Да я знаю, мам. Но не получается у меня никак… Наверное, я какая-то неправильная в этом смысле, да?
– Нет, Лёль. Все с тобой хорошо, все правильно. Просто не надо транслировать свои страхи в мир, понимаешь? Не надо бояться того, как на тебя посмотрят окружающие да что они о тебе подумают. Они ведь и будут относиться к тебе так, как ты сама к себе в этот момент относишься! Если ты боишься, тебя пугают, если стыдишься – стыдят, если не уважаешь себя, то и тебя не уважают, если себя не любишь, то и тебя не станут любить… Это ведь все прописные истины, Лёль, просто надо их за основу принять! Научиться транслировать в мир довольство самой собой и своим положением! Гордо идти, с улыбкой, с высоко поднятой головой! А если скукожишься вся, сожмешься, если будешь транслировать свой страх и стыд… Понимаешь, о чем я говорю, Лёль?
– Да, мам. Понимаю. Да только это на словах легко…
– А ты не убеждай себя, что это все трудно и невозможно. Ты попробуй! Сама попробуй! Именно сама! Я ведь со своими благими желаниями тебе внутрь не залезу, не уберу оттуда твой страх и стыд! Только ты сама можешь…
– А ты, мам? Ты именно так живешь, да? Ничего плохого про себя в мир не транслируешь?
– Ну… Стараюсь, по крайней мере. Я ведь тоже много этого добра в себя хлебнула, знаешь… То есть этого страха – что люди обо мне подумают… Мама нас так воспитывала… Но в тебе-то откуда это, Лёль?
– Не знаю. Наверное, с генами передалось. Но я тебя услышала, мам… Я и впрямь попробую так, как ты говоришь…
– Ну, вот и отлично! Давай, приводи себя в порядок и приходи на кухню завтракать! Я твои любимые блинчики с творогом испекла!
– А папа уже ушел?
– Да ушел, ушел… И хватит уже от него шарахаться, Лёль!
– Мне кажется, это он от меня шарахается, мам…
– Ну вот, опять! А ну-ка, выведи формулу, как надо с этим страхом бороться! Как я тебя только что научила!
– Кто боится, что от него шарахаются, от того и в самом деле станут шарахаться… Поэтому я не боюсь, не боюсь…
– Вот и молодец! Умница! И продолжай в том же духе, поняла? Ну все, давай, собирайся, а то и впрямь на первую лекцию опоздаешь! Только не утягивай себя, не надо, это ребеночку вредно. Свободный свитер надень…
– Ладно. Какая ты у меня умная, мам… Какая хорошая… Ты самая лучшая мать на свете, вот что я тебе скажу!
– Ну уж… Никакая я не умная, просто я тебя очень люблю, доченька. Весь материнский ум из любви получается… Но все равно мне ужасно приятно…
Лёлька родила аккурат после зимней сессии, которую сдала довольно успешно. И в студенческой жизни тоже успешно адаптировалась, появилось у нее много друзей-однокурсников. Ходила в институт с удовольствием, вошла во вкус…
В конце января они с Митей встречали ее из роддома. Лёлька вышла к ним довольная, улыбчивая, враз повзрослевшая будто… И тут же протянула ребенка родителям – забирайте, мол! Кате показалось, что она даже вздохнула с облегчением, будто от тяжкой ноши освободилась. Но тут же эта неприятная мыслишка улетучилась – да мало ли что показалось! Вот он, внук, здоровый и крепенький, чего еще надо?
Катя осторожно взяла голубой сверток в руки, откинула кружевной уголок, жадно взглянула на маленькое личико внука. И выдохнула с волнением – чудо какое… И Митя тоже хмыкнул счастливо, проговорил тихо:
– Сразу видно – наша порода… Богатырь…
А Лёлька уже торопилась вперед, к выходу. Там ее ждали друзья-однокурсники, окружили толпой, устроили настоящее веселье с молодым визгом, со смехом, с громким звуком лопающихся воздушных шариков. Они с Митей стояли на крыльце, смотрели на это молодое веселье. Улыбались. Но прежняя неуютная мыслишка все же пошевеливалась у Кати в голове – надо же, мол, и не обернется Лёлька даже… Будто и впрямь сбросила ношу с рук. Я родила – и хватит с меня. Как говорится, сдал – принял, и распишитесь.
А с другой стороны – разве не так они сразу договаривались? Чтобы сдал – принял и распишитесь? Или на что-то надеялись? Что необъятные материнские чувства в Лёльке проснутся?
Нет, не проснулись. Вон, даже в машину сразу уселась на переднее сиденье, рядом с отцом. А на заднее сиденье Катя с малышом села – одна… Всю дорогу слушала, как Лёлька трещит весело:
– Нет, как я ловко умудрилась родить – прямо в каникулы! И сессию успела сдать… И даже занятия пропускать не пришлось, правда, пап?
– Правда, Лёлька, правда… – весело поддержал ее Митя, останавливаясь на светофоре. – И мама уже с работы уволилась, так что все путем…
Но это оптимистическое «все путем» Катю не очень устроило, и она произнесла робко в Лёлин затылок:
– А как же мы с кормлением устроимся, Лёль? Может, побудешь дома какое-то время, не сразу в институт пойдешь? Можно ведь договориться в деканате, будешь дома заниматься… Ребята тебе будут лекции приносить…
– Мам, ну что ты говоришь, какое там в деканате договориться! Сейчас ведь все дети искусственники, так что ничего страшного, мам!
– Ну что ты, Лёль… Обязательно нужно грудью ребенка кормить, хотя бы в первые месяцы!
– Ой, мам… Ну как ты это себе представляешь вообще? Будешь мне его на кормежку в институт между лекциями приносить, что ли?
– Ну хотя бы первые две месяца, Лёль… Будешь сцеживать молоко по утрам и оставлять мне…
– Ну, если так, то ладно… Но только два месяца, не больше!
На том и сторговались. А что было делать? Сами ведь обещали, что все на себя возьмут, никто за язык не тянул… А обещания исполнять надо. Может, это все и неправильно, и за ошибку родительскую надо признать, но не кому-то же чужому эти обещания были даны, а доченьке родной и любимой…
