Последовала неловкая пауза. Двое мальчишек пробежали мимо, они гнали перед собой крикетный мяч и вопили.
— Как Берни? — спросила Мэй.
— Шикарно, — сухо ответила Нелл. — Спасибо, что спросила.
— Рада слышать.
— Да ну?
Теперь вспыхнула Мэй.
— Конечно, я рада! — выпалила она. — За кого ты меня принимаешь?
Нелл хватило ума выразить раскаяние.
— Извини, — сказала она. — Я не… слушай, что ты здесь делаешь? Поругаться захотелось? Потому что мне как-то побоку, ясно?
— Нет, — покачала головой Мэй, — я просто…
Все складывалось неудачно. Возможно, слишком многое накопилось на душе. И препятствий для них всегда было в избытке. Глядя в ожесточенное лицо Нелл, Мэй задумалась, что она вообще в ней нашла. В конце концов, что у них общего?
— Извини, — произнесла она. — Вот и все. Это я и пришла сказать. Но если тебе побоку — ну что же!..
На лице Нелл ярость и негодование составили причудливую мешанину. Мэй уже думала, что на нее накинутся с кулаками.
— Провались ты! — выпалила Нелл. — Черт бы тебя побрал! Неужели не могла после всего просто взять и оставить меня в покое?
Уголь
— Тедди! Тедди, милый, проснись.
Он пробудился внезапно, с диким криком.
— Но я должен! — выпалил он.
Когда ему снились кошмары, порой он пробуждался и сразу же снова засыпал, по-видимому, не осознавая ни свои сны, ни пробуждения. Но не сегодня. Ивлин различила панику в его голосе. Нашарив спички, она зажгла лампу. Тедди закричал:
— Нет, не надо! Нас заметят!
Его глаза были открыты, но он будто застрял в своем сновидении и не видел ее. Ивлин взяла его за руку, сжала ее в ладонях.
— Тише! — шепнула она. Иногда после кошмаров ему требовалась помощь, чтобы научиться вновь ориентироваться в реальном мире. — Вот наша лампа с зеленым абажуром — смотри! Помнишь, мы купили ее на рынке за шиллинг и шесть пенсов? А вот пуховое одеяло, его нашла для нас твоя мама — ты же его сбросил, потому и замерз. Вот… так лучше, правда? А это уродливый умывальный столик, свадебный подарок дяди Роберта. Когда-нибудь я разобью его в щепки и свалю вину на тебя. А вот и камин, смотри, и экран перед камином сплошь в пастушках, и эти смешные балки под потолком, и милый старый угольный совок из нашей детской. Видишь? Ну, теперь понимаешь, где ты?
Он согласно кивнул. Его рука была холодна, как лед.
— Меня сейчас вырвет, — пробормотал он.
За восемь месяцев жизни в браке она узнала о болезнях больше, чем думала, что ей когда-либо понадобится знать. Метнувшись к умывальному столу за тазиком, она подала его и отошла к камину. И, пока его рвало, бросала в огонь полные совки угля с пылом и беспечностью любовницы миллионера. Камин в спальне — весной! Но апрель выдался чертовски холодным. На прошлой неделе даже шел снег.
Когда она вернулась к постели, его трясло. Забрав тазик, она поставила его на пол. Пробормотав «прости», Тедди заплакал.
Она села к нему на постель и обняла обеими руками. Не переставая лить слезы, он уткнулся головой ей в плечо. Его пижама была влажной от пота, тело в ее руках — холодным и жестким. Он так исхудал. Она шептала:
— Тише. Тише, мой милый. Я тебя люблю.
Наконец он затих. Она предложила:
— Если ты расскажешь, что видел во сне, тебе полегчает.
Он покачал головой, не отрываясь от ее плеча.
— Не могу. Слишком ужасно.
Она тихонько объяснила ему на ухо:
— Это как в сказке: если назовешь имя чудовища, больше оно не навредит мельниковой дочке.
Его смех был похож на всхлип. Не разжимая объятий, они легли и стали слушать треск разгорающегося огня и смотреть на длинные тени, которые абажур лампы отбрасывал на скошенный потолок.
Наконец он, не поворачивая головы, заговорил:
— Я опять ползу по окопу. Ночь, в воздухе висит густой пороховой дым, и я ничего не вижу дальше собственного носа и продвигаюсь вперед ощупью. Я ползу на грохот артиллерии и надеюсь только, что не перепутал направление в темноте и теперь не приближаюсь к германским окопам. Но спустя некоторое время я убеждаюсь, что не ошибся, потому что мне начинают попадаться трупы солдат из моего взвода. Земля подо мной мерзкая, липкая от крови и… не только. Я чувствую ее смрад. И слышу, как какой-то бедолага стонет совсем рядом. Но я не могу встать, я ничего не вижу, поэтому не могу помочь ему. Мне остается только ползти.
Рассказывая, он снова задрожал. Она пригладила ему волосы.
— Это было на самом деле? — шепотом спросила она. — Или только во сне?
— Нет. На самом деле.
Она сжала его в объятиях.
— Больше с тобой ничего такого не случится никогда, — пообещала она, сомневаясь, что он ей верит.
Постепенно напряжение покидало его. Худое тело начало согреваться. Она не стала гасить лампу, зная, что свет служит ему утешением и что он еще не спит, но сама закрыла глаза. И уже погружалась в сон, когда он вдруг сел и начал рыться в ящике тумбочки.
— Что ты делаешь? — сонно спросила она. — Ночь на дворе.
Он не ответил. Перекатившись на другой бок, она увидела, что он сидит на постели с альбомом и открытой коробкой угольных карандашей. И быстро делает набросок.
— Тедди, у меня утром занятия, — напомнила она.
Он бросил карандаш.
— Слушай, — сказал он, — мне надо закончить, пока я не забыл. Если хочешь, я уйду вниз, но остановиться не могу.
Она вздохнула, услышав в его голосе уже знакомую жесткость.
— Не глупи, — сказала она, — внизу сейчас адски холодно. Только… не очень долго, ладно?
Он невнятно хмыкнул. На кремовой бумаге уже проступали фигуры. Видение из сна. Ползущий раненый. Трупы в грязи.
— Откуда ты знаешь, как надо их рисовать, — спросила она, — если ничего не видел?
— Я называю имя чудовища, — раздраженно объяснил он. — Тебе что-нибудь надо? Если нет, может, дашь мне спокойно поработать?
Некоторое время она лежала молча, наблюдая, как угольные солдаты появляются из-под его пальцев. Но было уже поздно, а завтра рано утром у нее семинар. Отвернувшись, она закрыла глаза.
Камушки в окно
Тук.
Тук, тук.
Мэй перевернулась на другой бок и закрыла глаза.
Тук.
Неизвестный, кем бы он ни был, уходить явно не собирался. Что-то твердое ударялось в окно ее спальни. Птица?
Тук.
