Мне известно, что строить дом и создавать семью — прекрасные занятия в жизни; я чрезвычайно горжусь своим домом и сыном. Но вместе с тем я знаю, что этого недостаточно, чтобы чувствовать себя удовлетворенной. И, когда я говорила об этом с подругами, выяснялось, что почти все они согласны со мной. Вступая в жизнь, они надеялись на большее, но столкнулись с разочарованием.
Вот это и привело меня к суфражисткам. Наши противники утверждают, что мы готовы сидеть в тюрьме ради развлечения, и ответить на это можно лишь одно: на какую жизнь вы нас обрекли, если мы готовы терпеть такие лишения, только чтобы позабавиться? В тюрьму я пошла не для того, чтобы развеяться. Три недели, которые я провела в тюрьме Холлоуэй, стали самыми страшными в моей жизни. Но вместе с тем я суфражистка действительно не только потому, что я верю, горячо верю всем сердцем, что современное общество попусту тратит и уничтожает таланты половины населения. Я суфражистка, потому что впервые мне кажется, что в моей жизни есть цель и смысл. Кажется, что я приношу пользу. Что я сильна. И выполняю дело, ради которого и появилась на этой земле.
Через две недели я намерена принять участие в акции, которая, скорее всего, приведет к моему новому тюремному заключению. Замысел прост, любая из присутствующих здесь дам смогла бы поучаствовать в ней и удостоилась бы радушного приема с нашей стороны. Отвага мне не свойственна: тюрьмы я боюсь. Как и голодовок. Но еще больше меня страшит жизнь, которую я была бы вынуждена вести, если бы так и не узнала о суфражистках.
Она помолчала. Тишина казалась наэлектризованной. Ивлин видела, что внимание всех присутствующих дам приковано к этой хрупкой молодой женщине, стоящей перед ними. Она уже думала, что миссис Моран встанет и вызовется поддержать ее, но этого, разумеется, не произошло. А потом миссис Лейтон заговорила о статистике и реформах в странах, где уже произошла эмансипация женщин, и момент был упущен.
* * *
Когда выступление закончилось, пришло время задавать вопросы, которые оказались менее воинственными и колкими, чем предвидела Ивлин. После женщины разразились аплодисментами, горничная принялась разносить чай, и официальная часть вечера завершилась.
Подруги миссис Моран беседовали в своем кругу. Некоторые выглядели оскорбленными, кое-кто явно призадумался. Ивлин подошла к миссис Лейтон, которая раскладывала свои листовки и выпуски «Голосов женщинам» на кофейном столике.
— Насчет акции… — начала Ивлин. — Той самой, о которой вы говорили. Так вот, насчет нее…
За ее спиной беспокойно переминался Тедди. Ивлин не обращала на него внимания.
— И что же? — спросила миссис Лейтон.
— Я готова участвовать, — сказала Ивлин Коллис. — Если вы не против. Я готова.
Рядовые представители общественности
Акция миссис Лейтон и вправду была проста. Трое членов парламента намеревались выступить на открытом собрании в Камденском зале. Несколько суфражисток купили билеты и должны были явиться на собрание под видом рядовых представителей общественности. Подобные акции получили настолько широкое распространение, что у входа в зал наверняка должны были дежурить полицейские, но миссис Лейтон не предвидела никаких затруднений.
— Это поразительно, — говорила она, — как легко прикинуться самым заурядным представителем общественности, когда таковым, по сути дела, и являешься. Будь мы все похожи на мегер с карикатур в газетах, попасть на собрание было бы гораздо сложнее.
В разгар собрания женщины должны были встать и спросить, поддерживают ли члены парламента суфражисток. И требовать ответа, пока их не выведут.
А тем временем их сторонницам, в том числе и Ивлин, следовало собраться у здания на тротуаре. Когда парламентарии покинут зал, суфражистки должны были любыми способами, минуя полицейских, подойти поближе все с теми же вопросами. Ивлин и остальные получили распоряжение не униматься, пока их не возьмут под стражу.
Все выглядело незамысловато и казалось легко осуществимым. В отличие от дальнейшего. Дождавшись приговора, все женщины должны были немедленно начать сухую голодовку. Предполагалось, что Ивлин будет отказываться есть и пить до тех пор, пока не ослабеет настолько, что содержание ее под стражей станет небезопасным. Тогда ее освободят временно, на неделю, чтобы дать восстановить силы, после чего снова арестуют, и все повторится сначала. И будет продолжаться в том же духе, пока она не отсидит весь срок заключения, к которому ее приговорят.
— Мы просим от вас слишком многого, — заметила миссис Лейтон, держа в руках чашку с чаем и ломтик кекса с мадерой, а Ивлин тем временем старательно делала вид, будто они говорят о погоде. — Подумайте не торопясь, как следует, а потом сообщите мне.
— Времени на размышления мне не требуется, — сказала Ивлин.
Другие дамы подошли побеседовать с миссис Лейтон. Ивлин расправила плечи и принялась искать Тедди.
Он ждал, сидя на стуле в холле и делая вид, что читает газету. Вспомнив насмешки отца над ее невежеством, Ивлин скользнула взглядом по газетной странице, но не высмотрела на ней ничего примечательного. «Наследник австрийского престола убит в Сараево», — гласил заголовок. Ивлин мимоходом удивилась, какое англичанам дело до того, что происходит в Австрии.
Тедди явно было все равно. Он вскочил, едва заметил ее в дверях, схватил за запястье и повлек в маленькую гостиную. Ивлин ахнула.
— Тедди, отстань, ну что ты? Больно же!
Его лицо было застывшим и яростным.
— Ты сама вызвалась, — процедил он. — Правильно? — Не дождавшись ответа, он спросил снова: — Правильно или нет?
— И что, даже если и так? — обиженно откликнулась Ивлин.
Он отпустил ее руку.
— Ивлин!
— Что «Ивлин»? — Она круто обернулась к нему лицом. — Ну и что ты теперь сделаешь? Запретишь мне туда ходить? Тебе просто подлости не хватит рассказать обо всем моему отцу.
— Не хватит, стало быть? Но каким человеком надо быть, чтобы не сказать другу, что его дочь — его дочь-школьница! — вот-вот добьется, чтобы ее упекли за решетку? Разве это по-джентльменски?
В отчаянии она выпалила:
— Ты чудовище. Значит, вот кто я для тебя? Школьница?
— Ну… — ему хватило деликатности смущенно опустить глаза, — то есть не то чтобы, но…
— И полагаю, ты считаешь своей задачей оберегать и боготворить меня и следить, чтобы я помнила свое место?
— Моя задача — прямо заявить, когда ты ведешь себя как набитая дура! — сорвался он, доведенный до предела. — Для тебя все это игра — в святых мучениц или не знаю в кого еще, но разве ты забыла, что случается с мученицами? Их ждет Тайберн, то есть место казни! Неужели ты еще недостаточно поварилась в этой каше и до сих пор не поняла, что это реально: полицейские, тюремные камеры, принудительное кормление через трубку?
