Сенатор Донэхью наклонился к микрофону:
– Я бы хотел задать свидетелю следующий вопрос. Если бы вы, доктор Лорд, отвечали за разработку политики компании, а не только за науку, вы бы выступили с рекомендацией об отсрочке?
И вновь Лорд замешкался с ответом. Но, подумав, ответил твердо:
– Да, сенатор. Именно так я бы и поступил.
Подлец! Селия начала лихорадочно писать записку Куэнтину:
«Это неправда…» Но, едва начав, остановилась. Какая теперь разница? Предположим, она начнет задавать Лорду вопросы, добиваясь истины, разгорится спор, взаимные обвинения и отрицания – что это изменит? На ходе слушаний дела это ровным счетом никак не отразится. Она с отвращением скомкала листок бумаги, на котором начала писать.
Лорд ответил еще на несколько вопросов, после чего его поблагодарили и сказали, что он свободен. Он тут же покинул зал, где проходили слушания, не сказав ни слова Селии и даже не взглянув в ее сторону.
Затем сенатор Донэхью объявил, что первым свидетелем для дачи показаний на завтрашнем утреннем заседании вызывается доктор Гидеон Мейс из ФДА.
В тот вечер в номере Селии в отеле «Медисон» раздался телефонный звонок. Звонила Джулиет Гудсмит. Она сказала, что находится в вестибюле гостиницы. Селия предложила ей подняться и, когда Джулиет вошла в номер, тепло ее обняла.
Дочь Сэма и Лилиан выглядела старше своих двадцати трех лет. Впрочем, подумала Селия, это и неудивительно. Она казалась похудевшей, причем весьма заметно, что натолкнуло Селию на мысль предложить ей поужинать вместе. Но Джулиет отказалась.
– Я пришла к вам только потому, – сказала Джулиет, – что оказалась в Вашингтоне, я здесь остановилась у друга и вот узнала из газет об этих слушаниях. Они к вам несправедливы. Вы единственный человек в компании, кто проявил хоть какое-то человеческое достоинство в вопросе об этой дряни, монтейне. Все остальные оказались кучей алчных, насквозь прогнивших скотов, а теперь именно вам приходится за все расплачиваться.
Они сидели лицом друг к другу.
– И раньше, и сейчас дело обстоит не совсем так, – как можно мягче сказала Селия.
Она объяснила молодой женщине, что оказалась непосредственной мишенью для сенатора Донэхью и его помощников, поскольку является главным представителем компании; кроме того, ведь ее личные усилия не приостановили в свое время запуск монтейна.
– Суть заключается в том, – сказала Селия, – что Донэхью хочет сделать из компании «Фелдинг-Рот» врага общества.
– Может быть, он и прав, – заметила Джулиет, – и компания действительно является врагом общества.
– Нет! С этим я согласиться не могу! – с жаром ответила Селия. – Наша компания допустила страшную ошибку с монтейном, но сделала немало добра в прошлом и сделает еще в будущем.
Даже сейчас она испытала прилив радостного оптимизма от одной мысли о пептиде-7 и гексине.
– И еще, – продолжала Селия, – какую бы ошибку ни совершил твой отец – а заплатить ему пришлось за нее дорогой ценой, – его никак нельзя причислять к тем, кого ты называешь «алчными и прогнившими». Он был достойным человеком и поступал так, как считал правильным.
– И вы хотите, чтобы я в это поверила? – с горечью воскликнула Джулиет. – Ведь он давал мне эти таблетки, не предупредив, что лекарство еще не прошло апробацию.
– Ты должна постараться простить своего отца, – возразила Селия. – Он умер, и если ты его не простишь, все равно ничего не изменится, а тебе будет еще тяжелее.
Джулиет лишь покачала головой, и Селия добавила:
– Надеюсь, это пройдет со временем.
Она не стала расспрашивать Джулиет о сыне. Селия знала, что мальчик, которому скоро должно было исполниться два года, находится в специальном заведении для беспомощных и неизлечимых, где ему суждено оставаться до конца своей жизни. Вместо этого она спросила:
– Как поживает Дуайт?
– Мы оформляем развод.
– О Боже, только не это! – с болью воскликнула Селия. Она была искренне потрясена, Селия вспомнила, как на свадьбе Джулиет и Дуайта у нее сложилось твердое убеждение, что их союз будет прочным и продлится долгие годы.
– Все было отлично, пока нашему ребенку не исполнилось несколько месяцев. – По голосу Джулиет чувствовалось, что она смирилась с бедой. – Потом, когда мы узнали, что с ним и почему, все начало рассыпаться. Дуайт был озлоблен на моего отца даже больше, чем я. Он хотел подать в суд на компанию и на папу лично, буквально уничтожить его на суде, причем собирался вести дело сам. На это я никогда не могла согласиться.
– Да, – сказала Селия, – это бы стало полным крахом для всех вас.
– Потом какое-то время мы пытались наладить нашу жизнь, – печально продолжала Джулиет. – Но из этого ничего не получилось. Мы стали совсем другими людьми. И тогда мы решили разойтись.
Казалось, говорить было больше не о чем, и Селия подумала: сколько же горя и трагедий посеял монтейн, кроме тех очевидных бед, что он натворил!
* * *
Из всех свидетелей, представших перед сенатским подкомитетом по этике торговли, тяжелее всех пришлось доктору Гидеону Мейсу.
В один из наиболее драматических моментов во время перекрестного допроса Мейса сенатор Донэхью воздел свой указующий перст и прогремел громоподобным голосом:
– Именно вы были тем, кто, представляя правительство и те защитительные барьеры, которые оно установило, допустил, чтобы этот бич ударил по американским женщинам и беззащитным неродившимся младенцам. И не рассчитывайте, что вам удастся выйти отсюда целым и невредимым. Мы позаботимся, чтобы ваша совесть мучила вас до конца ваших дней.
За несколько минут до этого Мейс совершил нечто такое, что повергло в изумление всех присутствующих. Он признал, что до того, как рекомендовать ФДА выдать разрешительное удостоверение на монтейн, он прошел через серьезные опасения в безвредности этого препарата. Основывались они на самом первом сообщении из Австралии. И не развеялись и позднее.
Урбах, который вел перекрестный допрос, при этих словах чуть ли не закричал:
– Тогда ПОЧЕМУ ЖЕ вы его выдали?
На что Мейс, а он явно волновался, ответил, вернее, промямлил:
– Я.., я и сам не знаю.
Этот ответ – а худшего невозможно было представить – ошеломил зрителей, присутствовавших на слушаниях. Зал замер от негодования и ужаса, затем Донэхью разразился своей тирадой. До этой минуты Мейс, хотя и нервничал, казалось, был в состоянии держать себя в руках и связно отвечать на вопросы о своих действиях в качестве инспектора ФДА, проверявшего документацию по монтейну. Свое выступление он начал с краткого заявления. Мейс рассказал о том, с каким огромным количеством документации ему пришлось работать – 307 томов общим объемом в 125 тысяч страниц. Затем он остановился на подробностях различных проверок этих данных, что привело к задержке разрешительного удостоверения на препарат. В конечном итоге, подчеркнул Мейс, все эти проверки привели его к положительному заключению. В своем заявлении Мейс умолчал о сообщении из Австралии. Этот факт всплыл на поверхность позднее, когда ему пришлось отвечать на вопросы.
