Пусть эти слова найдут свой путь к тебе, и когда ты будешь читать их, пусть рядом будут люди, которые любят тебя больше всего на свете. Мне невыносимо думать о твоих страданиях. И я знаю, что Кристоф тоже не хотел бы, чтобы ты страдала. Он хотел бы, чтобы ты жила своей жизнью, в которой было бы столько красоты, радости и любви, сколько ты сможешь в нее вместить. Сделай это, пожалуйста, ради него и ради нас.
Крепко тебя целую, моя милая Элла.
С любовью,
2014, Эдинбург
Сегодня Элла лежит в своей постели, откинувшись на белоснежные подушки, слишком уставшая, чтобы встать и пересесть в кресло. Медсестра предупредила меня, что она, возможно, не сможет долго бодрствовать, что всю прошлую неделю она дрейфовала в море воспоминаний, которое начало уносить ее от нас. Но у меня так много вопросов к ней. Хоть я и стараюсь сдерживать себя, тем не менее ясно понимаю, что время уходит. И поэтому я должна задать их, если хочу записать ее историю, пока еще не слишком поздно. Ее голос сегодня немного слабее, дрожит, когда она вспоминает.
– Война изменила все так, как мы и представить себе не могли. От самых обыденных аспектов нашей повседневной жизни до самых широких принципов мира в целом. Все, что мы когда-то знали, все, что считали само собой разумеющимся, было изменено той ужасной войной. Вы внезапно обнаруживаете, что больше нет никакой уверенности, вы находитесь на неизведанной территории, так много разрушено… Но в разрушении тоже есть свобода. Кто может сказать, что правильно и что неправильно, когда жизнь может закончиться в любой момент, когда вам так жестоко преподносят этот факт? Читая то письмо Каролин, я думала о тысячах семей по всему миру, которые читали подобные письма и которые будут читать еще больше таких писем завтра и послезавтра… Я думала о том, что месье Мартэ и Каролин сами читали эту ужасную новость, а потом у них забрали еще и Марион, и задавалась вопросом, как вообще может продолжаться жизнь для любого из нас…
Я роюсь в сумке в поисках салфетки, вытираю глаза и удивляюсь, почему в эти дни плачу так часто и так легко. Я делаю это беззвучно, ночью, когда лежу без сна, прислушиваясь к мягкому дыханию Дэна, которое только увеличивает растущую меж нами пропасть, все больше отдаляя друг от друга. Я скорблю о нашем браке, который каким-то образом затерялся среди груды глажки, разбросанных игрушек Финна и груза наших забот, кои накапливались, как обломки и сор во время прилива, в том, что раньше казалось нашим семейным очагом.
И еще я скорблю по Кристофу с тех пор, как вчера вечером прочитала письмо Каролин. Пока я печатала его текст на компьютере, слезы безостановочно текли по лицу.
Элла тянется к моей руке.
– Но видишь ли, дорогая Кендра, у тебя есть выбор. Вы можете позволить боли захлестнуть вас, и тогда она будет полностью определять вашу жизнь – возможно, даже закончит ее или просто сделает из вас живой труп. Либо вы можете найти способ вынести ее, ощущать ее все время, но продолжать жить. Ты прекрасно знаешь сама, вы не всегда можете выбирать, что вам подкинет жизнь в следующую минуту. Но у вас всегда есть выбор, как справляться с этим. Слова Каролин дали мне такой выбор. Они стали моим спасательным кругом, когда я прочла это письмо: «Он хотел бы, чтобы ты жила своей жизнью, в которой было бы столько красоты, радости и любви, сколько ты сможешь в нее вместить. Сделай это, пожалуйста, ради него и ради нас». Я поняла, что должна сделать так, как она просила, ради нее и ради ее отца. Поняла что если я смогу это сделать, то, возможно, и она сможет тоже. Такой вот уговор. И это еще крепче связало нас вместе, как сестер, которыми мы так надеялись стать.
Она закрывает глаза, и ее лицо кажется восковым на фоне белых подушек.
– Бабушка?
Ее веки снова на мгновение приоткрываются, хотя я вижу, что она дрейфует в потоке воспоминаний, переносящих ее в другое время и место. Затем, когда ее глаза снова закрываются, она улыбается. Мне приходится наклониться поближе, чтобы расслышать слова, которые она шепчет.
– Рона? Моя дорогая девочка. Спасибо, что пришла…
Часть 2
1942, Шотландия
Вскоре после того как Элла получила письмо от Каролин, к ней обратился командир эскадрильи Джонстон, старший офицер базы в Галфорде. Она ставила аккумулятор на один из самолетов возле ангара, когда увидела, что он не спеша направляется к ней. Элла встала по стойке смирно, офицер отдал честь и подошел поближе, чтобы рассмотреть ее работу.
– Вам нравится работать с самолетами, не так ли, рядовой Леннокс?
– Да, сэр, очень.
– И я знаю, что вы отлично справляетесь. Офицерский состав высоко ценит ваше отношение и качество работы. Говорят, вы вкладываете в это свое сердце.
Элла кивнула и на мгновение опустила глаза. С тех пор как она узнала о смерти Кристофа, она была так разбита, что порой казалось, сердце – точнее, осколки сердца – это все, что от нее осталось. Иногда было очень трудно собраться с силами, чтобы двигаться дальше.
Ветер кружил над аэродромом, разнося слабые крики морских чаек. Когда Элла убирала выбившуюся прядь волос под фуражку, ее руки дрожали, она снова представила себе лицо Кристофа рядом, в ту ночь в дюнах, и его глаза, сияющие любовью, завораживающие, как лунная дорожка. Она все еще не могла заставить себя поверить, что его изувеченное тело наспех похоронено в неизвестной части Франции.
Девушка на секунду зажмурилась, чтобы прогнать видение, пытаясь сосредоточиться на офицере, который сейчас стоял перед ней.
– Мне также сказали, что вы говорите по-французски? – продолжал Джонстон.
– Да, сэр.
– Как бы вы отнеслись к переходу в несколько иную сферу? – спросил он вроде бы беззаботным тоном, хотя она чувствовала, что он тщательно подбирает слова. – Мой сослуживец ищет человека, говорящего по-французски, для помощи в специальном проекте.
Элла посмотрела ему прямо в глаза с неподдельным интересом.
– Это зависит от обстоятельств, сэр. Видите ли, мне нравится моя работа, потому что я чувствую, что приношу реальную пользу. Каждый самолет, который я отправляю, это прямая связь с войной. Мне хотелось бы помочь, но только в том случае, если я буду понимать значимость этого проекта для нашего общего дела.
Морщинки вокруг глаз офицера разбежались глубокими лучиками, когда он улыбнулся широко и добродушно:
– О, не беспокойтесь, рядовой Леннокс. Могу с уверенностью сказать, что ваша работа будет исключительно важна. И кстати, эта новая роль могла бы дать вам прямую связь с Францией.
– В таком случае, сэр, я хотела бы узнать подробности.
– Отлично. Мне нужно сделать телефонный звонок. Офицер эскадрильи Макферсон скоро подготовит приказ, – заявил он и лихо отдал честь. – А пока…
– Да, сэр?
