– К тому же, кто его спрашивать будет, – жестко добавил Храмцов и первым вышел из кабинета.
Глава 31
– Может я домой уже поеду? – озвучил я вопрос.
– Мне допросить тебя надо, – напомнил мне Решетников.
Ну да, как же он начнет меня допрашивать, если начальство еще не определилось и не разъяснило ему что вносить в протокол, а что нет. Процессуально-независимое лицо – я бы поржал, да ребра болят.
Злое веселье сменилось раздражением, как только осознал, что сам недалеко ушел от высмеиваемого мною коллеги и находился в том же самом подчиненном положении, что и он. Было бы иначе, я бы сейчас участвовал в переговорах в компании с Митрошиным, а не ожидал своей участи в кабинете Решетникова.
Ладно, хорош рефлексировать, лучше расспрошу коллегу о действующих лицах.
– Подпол – это начальник милиции?
Дождавшись подтверждения своей догадки, я задал вопрос о Свиридове.
– Первый секретарь райкома партии. Чай еще будешь?
– Давай. А пожрать ничего нет?
Решетников, задумавшись над моей просьбой, открыл верхний ящик своего стола.
– Бутерброды, если только, – рассмотрев содержимое, отозвался он.
– Сойдет, – согласился я, продолжив выяснять детали. – А Ломакин какую должность в райисполкоме занимает?
– Начальник отдела по жилищному хозяйству, – ответ меня впечатлил, я присвистнул. Осталось сообразить, как мне этой информацией воспользоваться.
Я вновь зло усмехнулся направлению своих мыслей. Никто со мной по своей воле договариваться не будет – не та я фигура. Вон, господа, которые упорно называют себя здесь товарищами, удалились на переговоры, а обо мне даже не вспомнили. И плюшки от этой ситуации получат они, а не я. Моя участь – обеспечить исполнение достигнутых ими договоренностей, то есть дать те показания, которые мне велят. Такое положение дел раздражало.
Доев бутерброд, я прикрыл глаза, чтобы поразмыслить над ситуацией, в которой оказался, но сказалась усталость вкупе с плохим самочувствием, и я неожиданно для самого себя задремал.
– Идут, – потряс меня за плечо Решетников и тут же, пока дверь не открылась, отступил к стене.
Вернулись старшие товарищи в расширенном составе. Самым первым шел переодевшийся в форменный мундир подполковник. Холеный самодовольный тип – это явно Свиридов. Ломакин похож на сына – те же черты лица, та же худоба. Все трое остановились напротив кресла, оценивающе меня рассматривая.
Я их тоже изучал без стеснения, взгляд не отводил и демонстрировал отсутствие эмоций.
– Когда старшие товарищи входят, нужно вставать, – первым заговорил Свиридов, с ходу решив напомнить мне о моем более низком статусе.
– Доброй ночи, товарищ первый секретарь, – поприветствовал я партийного боса и тут же, изобразив раскаяние, пояснил. – Ребра мне сегодня сломали, двигаюсь с трудом.
– Распустили вы своих сотрудников, – высказал он недовольство мною Храмцову.
– Встать! – побагровев, рыкнул на меня подполковник.
Начальник милиции, понятное дело, привык, что от его начальствующего рыка подчиненные вскакивают и вытягиваются по стойке смирно. Но, увы, ничего подобного я сегодня изобразить не смогу при всем желании. Так что медленно поднимаюсь и пристраиваюсь возле кресла, держась за его спинку.
– Стул ему дайте, а то рухнет еще, – неприязненно на меня посмотрев, смилостивился партийный босс.
Тут же Ломакиным был поставлен стул на указанное Свиридовым место. Сам же первый секретарь занял освободившееся кресло.
– Роман Александрович, объясните этому молодому человеку ситуацию, – велел он подполковнику, устраивая свою объемную тушу поудобнее.
Храмцов кивнул, после чего глянул на меня, словно примеряясь, и определился начать с похвалы.
– Ты молодец, хорошо себя сегодня проявил, – покровительственным тоном начал он, – дал отпор сразу трем преступникам, – на числе было сделано ударение. Не увидев протеста на моем лице, подпол благодушно продолжил, – не позволил довести им задуманное до конца. – здесь он добавил в голос пафоса. – Я принял решение тебя поощрить – объявить тебе благодарность! Грамоту получишь в торжественной обстановке! Доволен?
Еще как! Ну не предлагать же мне начальнику милиции засунуть грамоту куда поглубже. Никогда не понимал подобных эмоциональных выпадов, не несущих за собой никакой выгоды, чисто – выпустить пар от обиды. А я не был обижен, я был зол. Зол на то, что с самого начала моего пребывания в этом времени мной только и делали, что помыкали. Решали за меня, как мне жить, чем заниматься, навязывали мне свою волю и заставляли исполнять свои бредовые приказы.
И все эти психологические приемы: согнать с места, наорать, построить, а после выказать милость были проделаны лишь с одной целью – подавить меня как личность, заставить плясать под свою дудку, быть довольным подачкой и тем, что начальственный гнев обошел стороной.
"Ух, пронесло!" – должен был воскликнуть я, хваля себя за ловкость и мечтая об обещанной грамоте.
Но вопреки их расчетам, я не впечатлился.
Если бы со мной говорили, как с равным, вполне возможно, я бы пошел на компромисс. Но старшие товарищи привыкли решать вопросы с позиции силы.
Придется немного скорректировать их поведение. Терять мне нечего, так что могу себе позволить игру на грани фола.
– За грамоту спасибо, – поблагодарил я. Начальственные губы скривились в довольных и снисходительных усмешках. – Но хотелось бы еще справедливости, – теперь уже я позволил себе улыбку, а вот взгляды начальников стали колючими, словно пытались нанизать меня, как насекомое, на булавку.
Зрение не посадите, товарищи начальники, это я вам пока только клыки продемонстрировал.
– И какая же справедливость тебе нужна? – с вкрадчивостью более крупного хищника поинтересовался у меня подполковник.
– Понести наказание за преступление должны все четверо, – озвучил я свое требование.
– Чапыра, ты что не мужик? – неприязненно спросил Храмцов, сразу заинтересовав меня своим выпадом. – Ну подрались из-за девчонки, с кем не бывает. Зачем портить жизнь более удачливому сопернику? Обиделся, что проиграл и решил поквитаться таким образом? – с издевкой усмехнулся подполковник, в конце пристыдив. – Не по-мужски поступаешь.
Интересная интерпретация событий и подача хороша – мысленно поаплодировал я начальнику милиции.
– Ты что решил засадить влюбленного мальчишку?! – вторил ему Ломакин, его слова также звучали как обвинение. – Уголовники запугали моего сына и избили так же, как тебя! Тебе этого мало?!
– Ваш сын не выглядел запуганным, когда весело запинывал меня вместе со своими подельниками. Его распирал азарт, а не страх с безнадегой, – парировал я.
