Тем летом появился Сальво. Девушка нашла его у себя во дворе. Она ухаживала за ним несколько дней, но когда поняла, что состояние ежа ухудшается, обратилась за помощью в Центр реабилитации диких животных в Кунео, и они направили ее ко мне.
Я внимательно осмотрел ежа. Он был в ужасном состоянии. Его передние лапы парализовало. Задние еле двигались, почти не шевелились. Она назвала его Сальво, может быть, потому что хотела, чтобы его спасли, или, возможно, потому что он вообще смог выжить.
У ежа были симптомы серьезного неврологического заболевания. Приступы начинались внезапно. На их пике его рот искривлялся в гримасе. Я знал, что это явный признак недуга. Но он также походил на отчаянный, немой крик о помощи.
Беззвучный вопль.
Который заставил меня очень сильно нервничать.
Во время этих приступов в какой-то момент Сальво запрокидывал голову назад и дергался вверх и вниз – вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз – быстро, бесконтрольно.
Я сказал девушке, что ситуация тяжелая. Ее глаза заблестели от слез, и прятать их она не стала. Девушка была не просто расстроена, она была в полном отчаянии из-за несчастья Сальво. Дрожащим голосом она прошептала: «Пожалуйста, сделайте все, что можете».
Я пытался оценивать ситуацию объективно, но мне не удалось полностью отключить эмоции. В глубине сердца я надеялся на чудо, так как не был уверен, что ежа можно вылечить так, чтобы он мог жить на воле. Для точного диагноза и прогноза нам требовались сложные аппараты, такие как компьютерный томограф, который мы обычно не используем.
Я поговорил с Дорте по телефону. Она сказала:
– Если лечение не дает результатов, улучшений, задай себе вопрос, будет ли правильным оставить его жить в таком состоянии?
Это была сложная, бесконечная тема. В самом деле, что это за жизнь, если еж не может ходить или бегать?
Я также обсудил это с нашедшей его девушкой.
– Если его можно спасти, но он не будет самостоятельным, я оставлю его себе навсегда. Я сделаю ему вольер у себя во дворе и буду кормить его. И если мне придется каждый раз кормить его с ложечки, я буду это делать, – сказала она.
Мне бы очень хотелось спросить самого Сальво: «Что бы ты выбрал: жизнь или смерть?» И больше всего мне хотелось, чтобы он мог мне ответить.
Какая дилемма! В любом случае, я решил попытаться. Усилия могли оказаться не напрасными, потому что состояние Сальво было результатом травмы головы. Кроме того, за двадцать лет моей работы ветеринаром я уже повидал другие на первый взгляд безнадежные случаи, закончившиеся неожиданно благополучно. Поэтому в случае Сальво я следовал протоколу, рекомендуемому Вейлским госпиталем для диких животных в подобных ситуациях.
* * *
Я считаю, что эвтаназия – крайняя мера, к которой я бы вообще никогда не прибегал. Потому что она причиняет страдания. Могу оправдать ее, только если нет ни малейшего проблеска надежды. Только когда ситуация действительно непоправима. Только когда нет другого возможного лечения и когда она освобождает от ненужной боли и страданий. Только из милосердия.
Думаю, что даже физически ограниченный еж имеет право жить. Конечно, он не сможет бегать, охотиться и быть самостоятельным, но если он не испытывает боли, почему мы должны лишать его жизни, пусть «другой», но тем не менее не такой уж плохой? Идеально было бы поселить этих «иждивенцев» у людей, готовых заботиться о них с вниманием и любовью. Безусловно, еж, как любое другое дикое животное, должен жить на свободе, но на самом деле есть и такие ежи, которые всю свою жизнь проводят на одном участке.
Одно из моих желаний – создать место исключительно для ежей с ограниченными возможностями на том участке земли, который я купил тем летом рядом с «Раем» Сюзанны. Это еще один рай.
Да, «одно из желаний», потому что у меня есть много других. Например, еще больше заповедных уголков природы для ежей и других животных, и для дубов, буков, каштанов и боярышника… Одна мечта за другой. Целая куча.
* * *
Мне приходилось кормить Сальво из рук, чтобы он мог поесть, или класть еду совсем рядышком, прямо у него под носом.
Он не мог сдвинуться с места ни на сантиметр.
В тот вечер я взял его с собой, когда пошел спать, чтобы он всегда был у меня на виду. Я не хотел, чтобы с ним что-нибудь случилось в мое отсутствие. Я положил несколько подушек с противоположного края кровати, чтобы еж не упал. Когда я проснулся следующим утром, он лежал ближе. Он подтянулся ко мне. Возможно, он искал тепла. Я открыл глаза и встретил его безропотный и меланхоличный взгляд.
Однажды ночью, как я и опасался, ему стало заметно хуже. Он умирал. Я был опустошен. Я позвонил Дорте. И она помогла мне принять это. Со свойственной ей удивительной чуткостью. Она сказала:
– Не оставляй его умирать одного. Дай ему почувствовать твою любовь. Твое тепло. Возьми его в руки и прижми его к груди. Не отпускай его. Пока он не уйдет.
Я прижал ежа к сердцу. Держал его обеими руками. Я чувствовал себя ужасно, потому что действительно отчетливо ощущал, как его жизнь угасала, покидала его. Его голова снова дернулась. В какой-то миг, я уверен, он посмотрел на меня. Затем раздался вздох. Тихий.
Последний.
Бедный, дорогой, маленький Сальво. Мы не справились. Может быть, он покорил меня, потому что был инвалидом. Есть что-то особенное в ежике с физическим недостатком.
В порыве отчаяния я опять позвонил Дорте. И она снова утешила меня.
В конце августа появилась Джо. Новый, еще более сложный вызов. Она была крохой. У нее были повреждены спина и задние лапы. Ее растерзала собака. Мало того, она была еще и очень маленькой. Всего 17 грамм. Меньше, чем Нинна, когда я встретил ее впервые. Легче шелкового платочка. Легче вуали. Я сделал несколько фотографий и отправил их Джулии. Она написала:
«Она действительно очень маленькая. Массимо, тебе потребуется много везения».
Я начал лечить ежонка подходящим антибиотиком. Чтобы дать корректную для ее веса и состояния дозу, я разводил какие-то невероятно слабые растворы. Джо отреагировала хорошо. И у нее появился аппетит. Она росла. Помню, как она, выпивая молоко, засыпала на моей ладони. Я улыбался от нежности. Затем очень аккуратно перекладывал ее на подаренное кем-то кашемировое покрывало, и она удобно устраивалась в его складках. По мере ее роста становилось очевидным, что пальцы ее задних лап омертвели. Сначала образовалась полоска потемневших тканей, а затем пальцы отпали. Все сразу.
Так Джо лишилась пальцев на лапках.
Этот дефект исключал для нее возможность жить на воле. Она была очень милой и очень преданной. И я любил ее все больше с каждым днем.
Дорте не отступала:
«Массимо, возможно, Джо – твой подарок небес. Скорее всего, она останется с тобой навсегда. И я уверена, что она поможет тебе расстаться с Нинной, облегчить твои страдания, заполнить пустоту».
