Неро, или, точнее, его утрата стала раной, оставившей большой шрам, отметину на моей душе. Мне было около шести лет, когда друзья моего отца отдали нам его. Он был упитанный, сильный и красивый. Весь черный, только на носу пятна. Должно быть, в его роду было намешано много пород, но немецкая овчарка явно преобладала. Помню нашу первую ночь вместе. Его закрыли на кухне, но из своей комнаты я слышал, как он скулил. Тогда я тихонько выскользнул из кровати, подошел к нему и стал гладить, чтобы успокоить. Я бесшумно пронес его в свою постель. Неро успокоился, и мы заснули бок о бок. С тех пор мы делали так каждую ночь. Когда я возвращался домой после школы, он с воодушевлением приветствовал меня. Мы оба радовались.
Но щенок подрос и начал скучать, оставаясь в одиночестве весь день. С восьми утра до пяти вечера дома он попадал во всякие неприятности. Наконец, мои родители решили – для всеобщего блага, включая Неро, – оставить его у бабушки с дедушкой. Там у него было бы больше места, где можно бегать и играть, а также компания. Дядя Освальдо присматривал бы за ним. Для меня разлука с моей собакой была трагедией, несмотря на то что раз в несколько дней после работы родители отвозили меня повидаться с ним. И я мог наслаждаться его компанией во время школьных каникул. Тогда мы были неразлучны.
Однажды мы с ним гуляли по полям. Мы забрались дальше, чем обычно. Я ехал на велосипеде, а он счастливо бежал позади. Мы проезжали мимо фермы, и я увидел мальчика, постарше меня, с большой собакой со свирепым видом. Я испугался. Я чувствовал, что должно произойти что-то страшное, что-то жестокое. И вдруг тот мальчик спустил на нас свою собаку. Нам с Неро было некуда отступать. Мы не могли уйти. Они были слишком близко. Та собака настигла бы нас за несколько секунд. Я замер. Неро – вся его шерсть встала дыбом – не сделал ни шагу назад.
Как стрелы, псы бросились друг на друга. Раскрытые челюсти обнажили ослепительно белые клыки. После ожесточенной схватки другая собака начала пятиться назад и отступать. Неро одержал победу в сражении. Он подошел ко мне с еще не утихшим огнем в глазах. Из его правого уха сочилась кровь, но это было нестрашно. Мы поспешили оттуда.
Мой пес меня защитил. Он спас меня. С ним я всегда чувствовал себя в безопасности.
Через несколько лет Неро сбил грузовик, в это время я был в школе. Когда мне сказали об этом, мое сердце было разбито. Я выплакал все слезы, которые только могли быть у маленького мальчика. Именно тогда я поклялся, что больше никогда не заведу питомца. Я не хотел, чтобы мое сердце снова разбилось.
Больше никогда! И так оно и было.
То есть пока я не встретил Лилли.
После того как я окончил колледж, мои родители разошлись, но, несмотря на мои детские страхи, я не потерял их, когда они развелись. Так они стали счастливее, как и я. Иногда люди подкидывали собак к дому моей матери. Пошел слух, что она им помогает. Среди них были даже беременные суки, а значит, позже появлялись и щенки.
Однажды, несколько лет назад, мама позвонила и сказала: «Массимо, меня очень беспокоит этот щенок. Я не знаю, что случилось, но у нее болит одна лапка. На самом деле она на нее даже не наступает. Приезжай, посмотри на нее как можно быстрее». Я поспешил к ней. У малышки – рыжего итальянского шпица, девочки пяти-шести месяцев – была сломана лапа. Я отвез ее Ремо, своему коллеге, специализирующемуся на ортопедии мелких животных. Он подтвердил мой диагноз и сказал, что прооперирует ее через несколько дней. Я оставил щенка у себя до операции, на которой потом ассистировал, и все прошло гладко. Чтобы присмотреть за ней на период восстановления, я забрал щенка себе.
– Назови ее Лилли. Ей идет имя Лилли! – как-то раз предложил сосед.
Так она стала Лилли.
Через месяц после операции ей требовалась другая, чтобы удалить спицу, которую вставляли для лечения перелома. Я договорился о времени с Ремо и повез ее. Не осознавая этого, я привязался к маленькому щенку до такой степени, что вторая операция, казалось, тянулась бесконечно, хотя в действительности она прошла гораздо быстрее и была намного проще первой. Как я волновался! Определенно, я переживал гораздо больше.
Когда операция закончилась, щенок лежал на боку, все еще оставаясь под капельницей. Ее глаза были закрыты. Я подошел, склонился над ней и прошептал: «Лилли… Лиллиии…» В ответ я слышал только продолжительное «шлеп, шлеп, шлеп, шлеп» ее хвоста, ударявшего по стальному столу.
Она не могла ответить, но виляла хвостом при звуке моего голоса. Я был тронут. Своим хвостиком она похитила мое сердце навсегда.
Но я поклялся себе, что возьму только ее! Больше никого!
Несколько месяцев спустя мама позвонила мне по поводу Джека, страдающего от приступов кишечного расстройства. Я забрал его домой, чтобы присмотреть за ним. Лилли ревновала, но очень скоро они подружились. Джек был таким милым и преданным! Когда он поправился, то составлял мне компанию, пока я строил каменную стену во дворе. Постоянно находясь со мной рядом, он начал играть с камнями, из которых я строил забор. Ему до сих пор нравится с ними играть. Думаю, это единственная в мире собака, которая увлекается перетаскиванием камней. Если рядом лежит камень, он чувствует себя обязанным взять его в передние лапы и тащить, пятясь назад, с одного места на другое. Он сильный пес – может перетащить даже большие булыжники, оставляя борозды на траве.
Когда я понял, что привязался и к нему, то снова пообещал себе: только Джек и Лилли! Больше никого!
Глядя, как Нинна бегает по кухне, я поймал себя на мысли: «Ладно, ладно! Только Лилли, Джек и Нинна!» Какой кошмар! Но такой уж я.
Глава 11
Отпуск – значит «отпустить»
Я отпускал Нинну свободно гулять по дому только под моим наблюдением. Если оставить ее без присмотра, она могла бы начать грызть электрический кабель или съесть что-то вредное для нее. Или угодить в неприятности. Вокруг было слишком много опасностей.
Но мне нравилось слышать, как она бродит! От этого я чувствовал себя счастливым. И она выглядела веселой и игривой. Когда я возвращал ее в клетку, всем своим видом она демонстрировала недовольство. Она больше не хотела оставаться взаперти. Она безостановочно сновала туда-сюда с раздраженным видом. Особенно по ночам. Я перенес ее клетку в свою комнату, полагая, что звук моего голоса будет ее успокаивать.
Это не сработало. Я просыпался по сто раз и всегда обнаруживал ее притиснувшуюся к стенам своей тюрьмы, ее маленький острый носик торчал сквозь решетку, она смотрела на меня пронзительным взглядом. Словно хотела что-то у меня спросить.
Раньше я не спал, потому что нужно было ее кормить; теперь я не мог спать из-за того, что она ужасно шумела. Я начал выгорать. Для своего собственного блага я переставил клетку обратно в другую комнату. Но это не решило проблемы беспокойного поведения Нинны.
