– Что тут скажешь? Я обожаю классику. – Он с улыбкой смотрит на меня. – У тебя убойный голос. Публика еще не знает, что ее ждет.
Мне с трудом удается не отвести взгляд.
– Спасибо, ты тоже хорошо пел.
– Вуаля! – Габриэль торжественно вскидывает в воздух обтянутые резиновыми перчатками руки, точно готовясь выйти на бис.
На моей лодыжке – феникс в полете: крылья распростерты, голова устремлена к шрамам. Тату пламенеет красным, оранжевым и желтым, совсем как у Пайпер.
Габриэль помогает мне встать и, держа за руку, заставляет медленно повернуться вокруг своей оси, словно в танце.
– «Демонов своих победила и шрамы как крылья несет». Повезло Пайпер с подругой.
– Мне тоже повезло.
Мы собираемся уходить, и Габриэль пишет номер своего телефона на визитке.
– Позвони мне, если тату воспалится или возникнут вопросы, или в школе вдруг поставят спектакль, который я не должен пропустить. – Передавая визитку, он подмигивает мне. – Обещаю не подпевать.
На улице полумрак, но я останавливаюсь, чтобы еще раз полюбоваться татуировкой.
– Пайпер она понравится, – говорит Асад. – Замечательный способ поприветствовать ее возвращение.
– А ты не хочешь?
Открывая передо мной дверцу автомобиля, он смеется.
– Нет уж. Отец только-только начал снова разговаривать со мной после моего монолога о том, что я предпочитаю сценическую славу врачебной. Татуировка ситуацию не улучшит.
– Да нет, я имею в виду Пайпер. Ты собираешься признаться ей в вечной любви, когда она вернется?
Закрыв за мной дверцу, Асад обходит машину, садится на место водителя и какое-то время молча глядит на руль.
– Когда-нибудь я это сделаю. Но ты права – сейчас Пайпер больше нужен друг.
Я поднимаю руку ладонью к нему.
– Френдзона на всю жизнь! Добро пожаловать в клуб!
Вместо того чтобы хлопнуть по моей ладони, Асад указывает на салон, где из-за окна нам машет Габриэль.
– Эй, тебе не кажется, что этот чокнутый парень флиртовал с тобой? – Томно хлопая ресницами, он начинает кривляться: – Миледи, разрешите прогуляться с вами по торговому центру?
Я пихаю Асада в плечо.
– Он просто вел себя вежливо.
Заведя двигатель, Асад сдает назад.
– Если ты не понимаешь, что он флиртовал, то ты тоже чудик. Я не говорю, что ты влюбишься в него – все-таки пучок на голове – перебор, но однажды какой-нибудь парень вытащит тебя из френдзоны, как ты ни упирайся, как ни верещи.
– Разве что тот парень будет слепым.
– Все может быть, – Асад смеется. – Или тот, который полюбит и тебя, и твои шрамы – потому что они часть тебя. Ты же ходячее произведение искусства, помнишь?
Я машу Габриэлю и прячу его визитку в кошелек. И всю дорогу до дома любуюсь татуировкой.
Перья в хвосте феникса закручиваются на концах и окрашены в те же пылающие цвета, что и поднятые к моим шрамам крылья.
Нет, я не считаю, что шрамы – это прекрасно, но еще в прошлом году я бы ни за что не поверила, будто какая-либо часть меня может быть настолько красивой.
22 мая
История.
Щит.
Звезда.
Что такое шрамы?
Кожа моя – это я?
Или я внутри заперта?
В теле поломанном
Девушка сломленная.
А может, я – нечто большее, а?
Чем лоскутный покров
Из вины и стыда?
Верить вдруг начинаю я,
Что под этой кожей
Я – прежняя.
Из пепла,
дыма,
шрамов
восстану
И крылья
вновь
разверну.
Глава 48
За двенадцать часов до моего первого после пожара выхода на сцену в школе внезапно объявляется Пайпер.
Выйдя утром из кабинета естествознания, мы с Асадом видим ее в коридоре на ходунках.
Глядя в пол, Пайпер с искаженным от боли лицом медленно бредет через толпу. А все оборачиваются, якобы случайно, совсем как при моем первом появлении здесь. Пристальные взгляды. Шепотки.
Сплетни о Девушке-Принявшей-Таблетки. О девушке, которая болезненно-медленно идет туда, откуда пыталась сбежать. Потому что я ничего не исправила.
Пайпер останавливается у своего шкафчика и одной рукой срывает последние две открытки, дождавшиеся ее возвращения.
Кензи тоже наблюдает за Пайпер. Тут я замечаю у нее в руках мобильник, и пихаю Асада локтем в бок. Он качает головой.
– Забудь, ни к чему устраивать скандал.
Обжигающее пламя гнева пронзает меня, когда я вспоминаю сообщения Кензи. Каждое ужасное слово.
Тебя все ненавидят.
Достав из сумки телефон, я набираю номер, с которого мучили Пайпер.
– Скандал – именно то, что мне нужно.
Я иду к Кензи, но она уже спешит к Пайпер, на ходу вынимая из сумки голубой конверт.
– …от всех нас, – слышу я конец фразы. – Мы так переживали за тебя!
Я выхватываю у нее из рук открытку прежде, чем Пайпер успевает поднять руку.
– Это ты-то переживала? Не прикидывайся, Кензи.
Она ошеломленно смотрит на меня.
– Знаем мы, какая ты подруга! – пылко продолжаю я.
Кензи поворачивается ко мне – как и половина присутствующих в коридоре. Еще недавно я бы сбежала отсюда, поджав хвост. Только не сегодня.
Не тогда, когда я нужна Пайпер.
Ты знаешь, что машину должна была вести ты.
– Ты что творишь? На нас все пялятся! – сквозь зубы шипит на меня Пайпер.
– Ну и пусть!
Вокруг нас собирается толпа.
– Врежь ей, врежь! – скандирует кто-то из парней.
Кензи нервно переступает с ноги на ногу.
– Я не виновата, – шепчет она. – Я этого не делала.
– Чего ты не делала? – спрашиваю я. – Ты не виновата в аварии? Ты не пыталась переложить вину на Пайпер? Что именно ты не делала?
