Словно в эту кухню открылся портал из бродвейской гримерки.
Красные туфли на ногах девушки в мини-юбке, изображающей Дороти, напоминают мне, что пара «удачливых» туфель все еще у меня. Нужно вернуть их на место, чтобы не давать Кензи еще одну причину для ненависти.
Асад вручает мне и Пайпер по стакану, попутно поясняя, что пить нужно только из большого белого кулера, а не из оранжевого – если мы, конечно, не хотим чего-нибудь этакого.
– Не хотим, – соглашается Пайпер, указывая на спицы своего кресла. – Я и без того передвижная социальная реклама против употребления алкоголя несовершеннолетними.
Асад танцует с такими же лишенными чувства ритма рабочими сцены, а Пайпер и я стоим у стены, притворяясь, что всецело заняты поглощением содержимого наших стаканчиков.
– Ну что, похожи мы на нормальных подростков? – спрашиваю я.
Пайпер смеется.
– Ну смотри, мы жмемся у стенки на вечеринке – да мы уже на полпути к нормальности!
Асад трясется в танце, словно робот, из которого изгоняют дьявола. И то ли не замечает, то ли просто не обращает внимания на стоящих рядом с нами девушек, которые смеются над ним. Он дергается и крутится, и в конце концов падает на колени и вскидывает руки над головой.
А потом протягивает их ко мне.
Я качаю головой.
– Нет-нет.
Пайпер сует мне в руки свой стаканчик.
– Почему бы и нет? Это ведь вечеринка.
Асад выкатывает ее в центр комнаты и продолжает трястись под музыку, а Пайпер танцует сидя. Асад крутит ее кресло, и она визжит, словно ребенок.
Ко мне подходит Сейдж, тоже в леопардовом купальнике и с кошачьими ушками на голове.
– Ава, твой костюм лучше всех!
– Спасибо. Я решила использовать то, что мне и так досталось.
– Я буду голосовать за тебя! – Она салютует мне стаканчиком, и тут же опускает его, завидев приближающуюся к нам Пайпер. Взгляд и улыбка тут же гаснут. – Привет, Пайп. Как дела?
Пайпер прерывает ее, выставив руку ладонью вперед.
– Осторожно, ты находишься под строгим надзором Кензи. – Она кивает на соседнюю комнату, из которой Кензи наблюдает за нами с колен своего дружка.
Сейдж качает головой.
– Это не так. Может, у вас еще получится помириться.
– Нет уж, спасибо, – фыркает Пайпер. – Мне и так неплохо. Попробуй жить своим умом и удивишься, насколько безразлично тебе станет ее мнение.
Пайпер хватает меня за руку и, закружив, откатывается в центр комнаты, подальше от Сейдж. Я крепко держусь за нее, зная, что если отпущу, то отлечу к стене.
– А он здесь? – спрашивает Пайпер.
– Кто?
– Со мной не нужно строить из себя скромницу, Ава Ли. Тот парень из театрального кружка.
Я качаю головой, не в силах признаться, что это Асад, да и вообще произнести это вслух.
– Я его не вижу.
Когда песня заканчивается, Асад кивком зовет нас в коридор и сообщает, что за мой костюм голосуют больше всего.
– И еще кое-что. Приз за лучший костюм – два билета на «Злую»! – возбужденно блестя глазами, добавляет он. – А ты ведь уже знаешь, что «Злая» повлияла на меня сильнее всего в мои юные годы.
– Нет, ну кто так сейчас говорит? – вмешивается Пайпер. – Ты что, сразу родился пятидесятилетним или долгие годы практиковался?
Асад смеется.
– Пайпер, жизнь полна тайн. И одна из них – почему красивый человек может быть таким жестоким?
Мимо нас проскользнули в коридор львицы из мюзикла «Король Лев»
[24], и Асад понижает голос:
– Короче, я вам ничего не говорил. Изобразите удивление!
Гонг созывает всех в гостиную. Я иду с толпой, пытаясь унять зарождающееся в груди волнение. Это ведь просто глупое соревнование.
На возвышении у камина стоит Кензи. В руках у нее стеклянная чаша с кусочками бумаги и два билета на «Злую». Асад показывает мне большой палец.
– Итак, победителя, как все вы знаете, выбираем мы сами. – Кензи трясет чашу. – Мы подсчитали голоса, и победителем становится… – Кензи пихает своего «щенка», и тот, вздрогнув, начинает выбивать дробь на журнальном столике. – Райли Джонс!
Девушка в ярком костюме тукана встает и начинает трясти перьями под всеобщие аплодисменты. Асад недоуменно разводит руками. Я прислоняюсь к стене.
«Это не имеет значения», – утешаю я себя.
Я оборачиваюсь к Пайпер – сказать ей то же самое вслух, однако она уже едет к Кензи. Хочется крикнуть, чтобы она не вмешивалась, но, судя по красным пятнам на щеках, Пайпер уже не остановить.
– Лгунья! – кричит она.
– Что ты сказала? – с наигранным спокойствием спрашивает Кензи. – Насколько мне известно, ты больше не состоишь в театральном кружке.
– Кензи, не шути со мной. Я знаю, что выиграла Ава.
– Откуда ты это знаешь?
– Нам сказал Асад.
Кензи бросает взгляд на Асада, который, как и я, изо всех сил пытается слиться со стеной. Сузив глаза, Кензи поворачивается к Пайпер.
– Аву дисквалифицировали.
– За что?
Кензи медленно пропускает между пальцами длинный черный хвост.
– Потому что это соревнование костюмов. А она выглядит так и в жизни.
Перешептываясь, все поворачиваются ко мне. Я съеживаюсь и уже не ощущаю себя обычной школьницей на обычной вечеринке. Мне кажется, я вот-вот задохнусь сгустившимся от напряжения воздухом.
– Неужели ты настолько эгоистична, что собираешься выместить на ней обиду на меня? – горячится Пайпер.
Лицо Кензи заливает румянец, она выпускает хвост из рук.
– Это я-то эгоистична?! Ведь это ты используешь ее, желая подобраться ко мне и отомстить за то, что я будто бы разрушила твою жизнь!
– Ты и в самом деле ее разрушила! – кричит Пайпер.
– Ну да, конечно, обвиняй во всем меня, – фыркает Кензи. – Как удобно, что ты забыла, кто должен был вести машину тем вечером. Почему ты не села за руль? Потому что напилась и струсила!
Пайпер хватает чашу с бумажками, Кензи не отпускает и тянет ее на себя вместе с Пайпер и креслом. Сильный рывок – и Пайпер падает на ковер, а чаша разбивается вдребезги о камин.
Пайпер неподвижно лежит на полу, низкий вырез на спине открывает крылья феникса. Я хочу помочь ей, но не могу шевельнуться, будто и впрямь вросла в стену. Асад бросается к Пайпер.
