Звонки раздавались, точно выстроились в очередь. Теперь ожил Дунин телефон – отрывок из «Времен года» Вивальди. Звонил Степан.
Дуня нажала кнопку громкой связи:
– Привет! Говори быстро, я за рулем.
– Малыш, помнишь, мы купили игровую приставку? А теперь нам скидка тридцать процентов на кухонный комбайн. Малыш, ты хочешь кухонный комбайн?
«Мы» – это, мягко говоря, неточно. Степан, не посоветовавшись с Дуней, истратил деньги, ею полученные за подработку, на игровую приставку. Которая Дуне была даром не нужна.
Харя не переносил мужчин, которые называли женщин «малыш». Возможно, потому, что так отец называл маму. Если она малыш, то ты, хрен собачий, должен быть взрослым, ответственным и заботиться о ребенке. Они же, все как на подбор встретившиеся ему в жизни, разбрасывающиеся «малышами», были подонками. Начиная с папочки и заканчивая непотопляемым, потому что дерьмо, академиком, который всех «малышей» безнаказанно гладил ниже спины.
– Слушай сюда, урод! – взял телефон Харя. – Еще раз назовешь Дуню «малыш» – оторву ноги. Второй раз назовешь – оторву яйца. Третьей будет голова. У тебя, рвань позорная, сутки, чтобы собрать манатки и съехать. Все ли вам понятно, милостивый государь? – сменил лексику Харя. – Сложившееся мнение не позволяет нам допустить, что выражения иных языковых пластов даст вам возможность усвоить в полном объеме информацию и адресованные в ваш адрес карающие меры. Сутки! – повторил Харя. – А потом ты инвалид. Был на голову, станешь на весь организм.
– Что это было? – спросил Галя, когда Харя нажал «отбой».
– Кто звонил? – вторил Ангел.
Дуня не могла ответить: трясло от смеха и, чего греха таить, благодарности, а за дорогой надо смотреть, чтобы опять в колдобину не попасть.
– Дунин муж. Бывший, – ответила Алла Дмитриевна. – Не хочет подобру уматываться.
– Харя! – благодушно сказал Ангел. – Ты бы ему намекнул прямым текстом, что мы подъедем и все, что ты обещал, оторвем разом.
– Ага, – возмутился Галя, – нам только квартирного мордобоя не хватало.
– Интересная идея, – сказал Харя. – Дуня, имейте в виду – вполне осуществимая.
– Ну, вы даете, мужики! – рассмеялась Алла Дмитриевна.
Она рано благодушествовала, слушая чужие разговоры, полагая, что ее-то муж пребывает в счастливом неведении.
12
Алла Дмитриевна оставила свой телефон внуку. Муж Павел Александрович позвонил, когда они были в больнице.
Ответил внук Мотик и сразу выдал всю «важную главную» информацию:
– Дедуля, я смотрю мультики сколько влезет!
– Странно. А где бабушка?
– Она уехала с дядями, которые нашими простынями перевязаны, и чтобы свои ручки полечить.
– Мотик! Ты сейчас дома? На даче?
– Дома, но не на даче, – правильно ответил умный внук и окончательно запутал деда.
– Давай сначала. Дома?
– У бабушки Оли. Она меня пирожками кормила, но вчерашнивыми.
– Вчерашними, – автоматически поправил дедушка. – Кто-нибудь из взрослых есть рядом с тобой?
– Бабушка Оля. А дедушке Саше бабушка Оля сказала, что ее глаза не хотят его видеть и чтоб он шел… шел… дальше я не понял.
– Мотик, ты молодец. Смотри мультики. И дай, пожалуйста, трубку бабушке Оле. Здравствуйте, Ольга Егоровна! Вам удобно со мной разговаривать и рассказать, что произошло?
– Ой, Паша! Тут такое было! – Ольга Егоровна чуть не лопалась от желания рассказать кому-нибудь про случившееся. С кем поделишься? Они на Тещином Языке что на дальнем хуторе, на выселках. Слова лились из Ольги Егоровны потоком, как тесто из квашни. – На вас наехали черные рыкытиры, как в телевизоре показывали. Твоя Алла, конечно, в позу, а они-то напирают, напирают. Ангел с друзьями, хорошие мужчины, на выручку пришли. Мой-то! С берданкой! И как пульнет! Уберег Господь, ни в кого не попал. Но двоих порезали, не рыкытиров, а наших. Мы потом их простынями перевязывали. Чудные у вас простыни, Паша…
– Ольга Егоровна, если можно, поточнее, – перебил ее Павел Александрович. – Была драка?
– А как же! Твоя Алла голыми руками угли из костра хватала и в морды рыкытирам бросала. Сильно обожглася. Дуня с лопатой бегала и уши им рубила. Сама-то я не видела, я Сашку своего держала, чтоб снова не стрелял. От ирод! И ружье у него незарегистрированное. А кто знал, что регистрировать надо? Сашка мой огонь-парень.
– Ольга Егоровна, я правильно понял, что Алла не пострадала, только руки обожгла?
– Да, верно. Порезали только Харю и Галю.
– Галя – это еще одна женщина? Харя – один из бандитов?
– Дык нет! Галя мужчина, а Харя интеллигентный такой, они Кирюхины друзья, с ним приехали. Я ж тебе говорю. Что ты, Паша, такой непонятливый!
– Хорошо! В смысле: черт знает что. Я выезжаю. Спасибо, что за внуком присматриваете. Вас не затруднит попросить Аллу, как только приедет, набрать меня? Спасибо!
Поговорив с мужем Аллы, Ольга Егоровна не израсходовала запас «теста», оно по-прежнему стремилось наружу. Взяла телефон, в памяти которого было всего несколько номеров. Первым стоял внучкин. Уселась удобно.
– Ой, Алёнушка! У нас такое прозслучилось! – Ольга Егоровна срастила «произошло» и «случилось», потому что, бывало, внучка интересовалась, здоровы ли, и обещала перезвонить. Иногда забывала. – Черные рыкытиры!
– Рэкетиры? Бабушка, к вам заявились?
– Не к нам. К Алле и Павлу, последний дом, нехороший дом, сглазили его.
– Бабуля, вас не обидели, не тронули?
Алёна явно хотела скорее закончить разговор. Но Ольга Егоровна была настроена на долгую беседу.
– Как сказать. Дед твой! Свое ружжо, оказватца, хранил-лелеял и смазывал, ирод. Оно-то незарегистрированное! Тут подскочили на подмогу сосед с друзьями. А дед возьми да и выстрели! Я думала, со страху рожу, потрохами облегчусь. А рыкытиры – за ножи и тоже стрелять. Кого порезали, кого из нагана.
– Бабушка, были убитые?
– Раненые, но выкарабкаются ли? В больницу их повезли.
– С дедом что? – давясь страхом, спросила внучка.
Ее дед после того, как Ольга Егоровна порубила его ружье топором, наговорил всякого и ушел в лес за грибами – остывать.
– Что тебе сказать, милая? Не знаю. Может давление зашкаливат. От него не дождешься жалобы, ты его знашь.
– Я к вам еду! Если что, немедленно мне звони!
Алёну напугала не только информация о странных событиях в деревне, но и бабушкина речь. Если она начала говорить на старый манер, с головой у нее совсем плохо, как бы не инсульт. Когда умерла Алёнина тётя, старшая дочь дедушки и бабушки, когда у дедушки было подозрение на инфаркт и он лежал в больнице, бабушка все время качалась и изъяснялась так же – как человек из прошлого, до отмены крепостного права.
